Как Каннский кинофестиваль стал ареной политической борьбы

Если обратиться к истории, то вожделенная «Золотая пальмовая ветвь» досталась отечественному фильму лишь единожды, и случилось это ровно 60 лет тому назад. Сенсацией 11-го Каннского кинофестиваля тогда стала легендарная лента Михаила Калатозова «Летят журавли». Об этой и других победах нашего кино в Каннах, а также о политических интригах, сопровождающих фестивальную историю советских и российских фильмов, читайте в нашем материале.

СССР пригласили участвовать в фестивале в Каннах еще в 1939 году — в самом первом, президентом которого стал сам Луи Люмьер, один из основателей кинематографа. Советское присутствие обещало быть солидным: четыре полнометражных и четыре короткометражных ленты, одна из которых — «Ленин в 1918 году» Михаила Ромма. Но нападение Третьего Рейха на Польшу поставило крест на проведении мероприятия, и первый Каннский фестиваль был свернут, так и не начавшись.

Постер фильма «Летят журавли». Источник: Wikimedia // Зеленский Борис Александрович 

Первый триумф

На первом послевоенном киносмотре в 1946 году приоритетной задачей организаторов Каннского фестиваля стало обеспечение максимального присутствия кинематографа стран, победивших во Второй мировой войне. Эхо великой войны еще звучало по всему миру, а слава главного победителя нацизма работала на СССР. Советскую делегацию представили режиссеры Фридрих Эрмлер, Сергей Юткевич, Михаил Калатозов и ряд других деятелей главного из искусств. Членом жюри был выбран мастер кино Сергей Герасимов. «Операция» по «захвату» Канн была блестяще подготовлена и осуществлена. Столкнувшись с гегемонией американской рекламы на Набережной Круазетт, члены советской делегации поставили рядом с театром, где проходил фестиваль, гигантский стенд (шесть на восемь метров), на котором было нарисовано знамя Советского союза. Такой масштаб немедленно привлек внимание публики, тут же забывшей о невзрачной американской рекламе. Каждый показ отечественных картин сопровождался бесплатной раздачей журналов и книг о советском кино, вызвавших восторг французской прессы.

Профильное издание «Фильм Франс» писало следующее: «По случаю Каннского фестиваля кинопредставительство СССР во Франции издало брошюры и журналы высокого качества, в которых восхищают роскошные фотографии и безупречно составленный информационный материал обо всех фильмах, представленных на фестивале в Каннах».

Знаменательно для истории и то, что первый Каннский кинофестиваль открылся советской документальной лентой «Берлин», прошедшей с большим успехом.

«Взрывы от залпов двадцати двух тысяч пушек освещают экран с неописуемой силой… Но что придает особое значение документальному русскому фильму — это человеческий фактор. В противовес американским фильмам, где солдаты фигурируют часто на одном уровне с техникой, во взятии Берлина победа достигается главным образом благодаря патриотизму, храбрости и выдержке человека», — отметил обозреватель французской газеты «Патриот Дюние».

«Великий перелом» Фридриха Эрмлера был встречен с меньшим энтузиазмом, хотя и разделил Гран-при с десятью лентами из других стран, а вот «Каменный цветок» Александра Птушко вызвал подлинный восторг. Монополисты цветного кино из США и Англии были посрамлены.

«„Каменный цветок“ — подлинный триумф. Это цветной фильм и нельзя, не посмотрев его, вообразить всю эту феерию оттенков… Гамма тональностей делает из фильма шедевр», — писала газета «Орор Дюсутэст».

В итоге советское кино стало главным триумфатором Канн, взяв восемь премий против пяти у Франции и трёх у США. Как следствие — значительное расширение зарубежного проката фильмов из СССР.

Постер «Каменного цветка». Источник: Wikimedia // Мосфильм 

Богатым на награды стал и 1955 год, когда советское кино взяло пять наград, чему в немалой степени способствовал режиссер Сергей Юткевич — отличный знаток французского языка, заседавший в жюри. Но по-настоящему прорывным для кинематографа СССР стал прошедший в разгар хрущевской оттепели 11-й Каннский кинофестиваль. Картина «Летят журавли» Михаила Калатозова, рекомендованная в Канны Клодом Лелушем, получила «Золотую пальмовую ветвь» за «совокупность художественных и гуманных качеств». Отдельно был подчеркнут «исключительный вклад, который внесла своей игрой мадемуазель Татьяна Самойлова». Вокруг актрисы вращался весь каннский бомонд, включая Жана Кокто и Пабло Пикассо. Выйдя в прокат во Франции, картина собрала у экранов почти 5,5 миллиона зрителей и стала символом послевоенного кинематографа СССР, подняв его репутацию на заоблачный уровень.

Советские победы

Дальнейшую линию поведения Каннских боссов в отношении советских лент можно описать словами знаменитого режиссера Жана Кокто: «Награди фильм из США, и все скажут, что ты продался американцам. Награди русского — и тебя назовут коммунистом». Такая ситуация укладывалась в общеполитическую повестку Шарля де Голля, противостоявшего США едва ли не по всем азимутам. Ни один фильм из СССР или США не получил за целое десятилетие ни одной «Золотой пальмовой ветви». Призы доставались в основном цвету европейского кинематографа — Микеланджело Антониони, Лукино Висконти, Луису Бунюэлю, Федерико Феллини и другим режиссерам. Но и советское кино не обходили призами. Некоторые картины удостаивались специальных наград, например, «За оригинальный сценарий, гуманизм и романтику» («Сорок первый» Григория Чухрая). Делегацию из СССР селили в самом фешенебельном отеле, наряду с представителями США, Англии и Франции. Благодаря своему влиянию, Советский Союз мог вмешиваться в политику Каннского кинофестиваля. Так, в мае 1966 года советские власти через посольство в Париже приняли меры, чтобы картина «Доктор Живаго» Дэвида Лина не был показан на открытии киносмотра, как предполагали его организаторы.

В 1972 году изменению подвергся принцип отбора конкурсных лент — если ранее их выбирали сами страны-участники, то с этого момента ленты стало отбирать непосредственно руководство фестиваля. Это привело к осложнениям в отношениях с Советским Союзом. Даже несмотря на то, что на Каннском кинофестивале 1972 года фильм «Солярис» Андрея Тарковского получил вторую по значимости награду — Большой приз жюри.

За фильмы Тарковского Канны сражались больше всего: приезжая в Советский Союз, французская отборочная комиссия первым делом спрашивала про его новые работы. «Андрея Рублева» французы ждали несколько лет, устроив при содействии министра культуры Франции показ вне конкурса в 1969 году. Причем без согласования с советской делегацией.

Главный киножурналист Франции Жан де Баронсесели писал: «Этот шедевр русского искусства потрясает нас своим мастерством. Кроме того, он раскрывает суть человека, который создал Великое».

Многострадальному «Зеркалу» представитель Канн заочно сулил «Золотую пальмовую ветвь», но советская сторона настаивала на том, чтобы страну в конкурсе представили «Они сражались за родину» Сергея Бондарчука. На фестивале 1983 года в конкурсе была представлена тарковская «Ностальгия», награждение которой привело к скандалу. Жюри одним махом оскорбило сразу двух великих деятелей кинематографа, поделив приз за режиссуру между Андреем Тарковским и Робером Брессоном. Тарковский отказывался выходить на сцену за наградой, а его французский коллега, к вящему удовольствию журналистов, несколько раз подряд швырял на землю свиток с почетной грамотой.

Постер фильма «Зеркало». Источник: Wikimedia // Мосфильм

В 1979 году второй по значимости приз Каннского фестиваля получила «Сибириада» Андрея Кончаловского. Многочасовая эпопея практически сразу стала фаворитом. При этом французская писательница Франсуаза Саган, бывшая главой жюри, пообещала выйти из его состава, если картина Кончаловского не поделит «Золотую пальмовую ветвь» с «Апокалипсисом сегодня» Фрэнсиса Форда Копполы, награждение которого было предопределено заранее. В конечном счете, фильм Копполы разделил главный приз с «Жестяным барабаном» немецкого режиссера Фолькнера Шлендорфа. Просто жюри посчитало неэтичным награждать картины сразу двух сверхдержав.

Эпоха перестройки вызвала одновременно энтузиазм и недоверие западной публики. В 1987 году советский кинематограф представил на 40-м по счету конкурсе сразу две картины — «Очи черные» Никиты Михалкова и «Покаяние» Тенгиза Абуладзе. Последний фильм, ставший своеобразным знаменем перестройки, был встречен каннской прессой и публикой довольно сдержанно, а вот михалковской ленте сопутствовал огромный успех и благоволение со стороны президента жюри, Ива Монтана. Но в дело вновь вмешалась политика — перед открытием фестиваля президент Франции Франсуа Миттеран, устроив обед в честь высоких гостей, обмолвился о том, что хозяева фестиваля давно не получали «Пальмовую ветвь». Действительно, последний раз это случалось в 1966 году, когда триумфатором стала картина «Мужчина и женщина» Клода Лелуша.

Членом жюри в 1987 году был Элем Климов, один из главных идеологов перестройки среди деятелей кинематографа СССР. Когда дело дошло до обсуждения наград, режиссер «Агонии» и «Иди и смотри» поставил ультиматум — если «Очи черные» получат «Золотую пальмовую ветвь», он выйдет из состава жюри и публично объявит о мотивах своего решения. В результате компромисса главную награду взял французский фильм «Под солнцем сатаны» Мориса Пиалы, а «Покаяние», как флагман перемен в Советском Союзе, получил Гран-при. Каннская публика, возможно и не поняла политической подоплеки такого решения, но на церемонии награждения освистала французского режиссера.

Каннский кинофестиваль 1990 года отличался большим представительством советского кино. Благодаря члену жюри Алексею Герману и общему интересу к изменениям, которые в итоге обернулись для СССР коллапсом, ряд важных наград достался именно фильмам отечественных режиссеров. Приз за режиссуру получил Павел Лунгин за картину «Такси-блюз», за художественный вклад награждена была «Мать» Глеба Панфилова, а «Золотая камера» за лучший дебют была вручена бывший заключенному Виталию Каневскому, снявшему одну из главных сенсаций фестиваля —  картину «Замри, умри, воскресни!».

После перестройки

После 1990 года интерес к советскому, а затем и российскому кино значительно спал. Системный кризис, настигший страну, пагубным образом сказался и на отечественном кинематографе. До сих пор самым значительным успехом российских фильмов в Каннах остается Гран-при, доставшийся Никите Михалкову за «Утомленных солнцем» в 1994 году. Разумеется, и эта победа не обошлась без сопутствующего скандала. Михалков вернулся в Канны за реваншем после политически мотивированного решения 1987 года. Фестивальная пресса встретила «Утомленных солнцем» с восторгом, тогда как «Криминальное чтиво» малоизвестного тогда Квентина Тарантино вызвало довольно спорную реакцию публики и критики. Жюри под председательством Клинта Иствуда приняло судьбоносное для мирового кинематографа решение, наградив американца и смертельно оскорбив Никиту Сергеевича, в сердцах пообещавшего впредь не отдавать свои картины в Канны.

Присутствие российского кинематографа в Каннах в последующие годы отражает кризис, поразивший отечественную индустрию кино. Российские фильмы, в отличие от советских, оказались отодвинуты на периферию. Кинокритики сходятся во мнении, что Каннский кинофестиваль традиционно делает ставку на некогда «открытых» им авторов. В постсоветское время завсегдатаями смотра стали Павел Лунгин, Никита Михалков, Андрей Звягинцев и Александр Сокуров. Последний стал рекордсменом по присутствию в основной конкурсной программе среди русских режиссеров — его фильмы пять раз сражались за «Золотую пальмовую ветвь», хоть и безуспешно. Своего нынешнего главного российского фаворита, Андрея Звягинцева, Канны «отбили» у Венецианского кинофестиваля: начиная с 2007 года все картины этого режиссера получают гарантированную премьеру на набережной Круазетт.

Обострение политической ситуации в мире в 2014 году немало способствовало каннскому успеху «Левиафана», ставшего причиной обширной полемики у себя на родине. Что еще раз доказывает, что политика никогда не покинет главный киносмотр мира.

Постер фильма «Левиафан». Источник: Wikimedia // Нон-Стоп продакшн

P.S Ради единой Германии

В 1987 году, на 37-м по счету Берлинском международном кинофестивале, в конкурсе было представлено сразу две картины, снятых с пресловутой «полки», куда попадали неблагонадежные, с точки зрения идеологии, ленты. Одной из них была «Тема» Глеба Панфилова. Фильм, поднимающий тему эмиграции, задуманный как госзаказ, после ограниченной серии показов отправился прямиком «в стол», где и пролежал семь лет. Грянула перестройка, и все крупные кинофестивали пожелали заполучить в конкурс запрещенные шедевры Советского Союза. «Тема» в итоге стала главной сенсацией Берлинале, взяв «Золотого медведя» и приз Международной федерации кинопрессы — ФИПРЕССИ, а также три специальные награды.

При этом фильм не пользовался успехом у отечественного зрителя — 3,9 миллиона просмотров против 21 миллиона у «Начала» — другого фильма Панфилова. Не говоря уже об иностранцах — в конкурсе того года присутствовали такие ленты, как «Дурная кровь» Леоса Каракса и «Взвод» Оливера Стоуна, несоизмеримо более известные, нежели «Тема». Впору заподозрить редактора «Советского экрана» Виктора Демина, заседавшего в жюри, в «продавливании» «Темы» на главный приз, как это сделал Элем Климов, несколькими месяцами спустя развернувший в Каннах битву за «Покаяние» Абуладзе. А как же было на самом деле?

Среди членов жюри на упомянутом Берлинском кинофестивале был Пол Шредер, не нуждающийся в представлении сценарист «Таксиста» и «Бешеного быка», номинировавшихся на «Оскар». Зная кинематографические вкусы Шредера, появляется сомнение, что он мог безоговорочно поддержать фильм Панфилова: скорее, он поддержал бы Сокурова, если бы выбор пришлось делать только между советскими картинами. Я задал сценаристу вопрос об этом и получил вполне ожидаемый ответ. Оказывается, Шредер встал в оппозицию по отношению к мнению остальных членов жюри, продвигая «Взвод» Стоуна на главную премию. Председатель жюри Клаус Мария Брандауэр отвела Шредера в сторону, и сказала ему, что, дескать, победа должна достаться перестроечному фильму во имя объединения Германии — ни больше, ни меньше. В итоге «Тема» получила-таки «Золотого медведя», Германия объединилась, а фильм «Взвод» гораздо более известен широкой публике, чем картина Панфилова. Это в очередной раз доказывает, что за кратковременной модой на советское кино эпохи гласности, к сожалению, стояла политика, а не художественные достоинства фильмов.

Руслан Ахметов