Умер легендарный академик Жорес Алферов

Советский и российский физик Жорес Алферов скончался в пятницу, 1 марта, на 89-м году жизни. Смерть председателя президиума Санкт-Петербургского научного центра РАН и депутата Госдумы подтвердили ТАСС его супруга и глава фракции КПРФ Геннадий Зюганов.

Единственный в России нобелевский лауреат — он вовсе не и не думал, что станет обладателем престижной награды. В отечественном научном сообществе были уверены — после Капицы право на получение наград по физике монополизировали западные коллеги. Так что решение шведской академии наук оказалось настоящей сенсацией. Фанфары в Стокгольме звучат в честь ученого из России.

С тех пор мудреный термин «полупроводниковые гетероструктуры» усвоили даже люди далекие от науки. Тем более результаты исследований Алферова в то время были у всех на виду. Сначала компакт диски, потом мобильные телефоны, планшеты наконец. Все это создано благодаря открытиям академика. Пока те самые коллеги публиковали теоретические работы, у нас уже было производство налажено — гордился Алферов своими гетероструктурами.

— Мы сделали и надрали всех. Сделали все раньше американцев. И лазеры и солнечную батарею и транзистор, — заявил тогда Алферов.

Во время Нобелевской лекции за 45 минут, ни разу не заглянув в конспект, он объяснял суть своих открытий. Лауреат с превосходным английским и очаровательным акцентом — поразил аудиторию чувством юмора. В зале хлопали и смеялись. Вот на примере родного института Жорес Алферов объясняет, почему физики такие странные люди.

— Изначально это был дом престарелых, — для пожилых людей, которые находились под патронажем российской империи. А во время первой мировой войны там разместился специальный госпиталь. Для душевнобольных людей. И только в 1923-м году здание стало основным корпусом института Иоффе. Потому что обе эти характеристики очень подходят физикам.

На самом деле — он так волновался, что перед вылетом в Стокгольм забыл бабочку и пояс от фрака. Пришлось возвращаться. Но все прошло на высшем уровне. А после чествования в Швеции, дома его встречали как национального героя. Первый за почти три десятилетия Нобелевский лауреат из России раздавал автографы и сам не скрывал восторга.

— Я сказал, что нет на свете ничего лучше Нобелевской премии кроме моей жены.

А ведь на первой для Алферова международной конференции — советского ученого и не признали сразу. Его и представляли — просто Жорес, думали, что это фамилия такая, — как у французского социалиста.

— Я тогда из буквы А сделал эмблему полупродникового диода. Тут было написано Жорес и приписал Алферов. И с этим значком хожу. На велком парти подходит американский физик — А почему советским физикам дают эмблемы с диодом, а мне нет, — рассказывал академик.

Так уж родители — убежденные революционеры назвали своих сыновей — одного Марксом, другого Жоресом. Он и сам оказался депутатом от КПРФ, куда более увлеченным, чем даже партийные боссы. Депутат, но не политик. Ему было неприятно ходить туда, где срываются на крик. И только получив премию — Алферов впервые выступил с думской трибуны, — требовал увеличить ассигнования на науку.

— Люди и страсти. Страна была бы другой, если б торжествовал принцип — от каждого по способности — каждому по его труду.

В депутаты он пошел из убеждений. Искренне веря в социалистические идеалы. И как настоящий ученый утверждал — если не удалось реализовать идею — это не значит, что она не верна. Ему и про гетероструктуры поначалу говорили — этого не может быть, потому что это противоречит законам физики! А теперь без его изобретений современный мир и представить невозможно. Коллеги все время подтрунивали над ученым-коммунистом — по советской традиции могли на день рождения сувенир подарить из отходов производства. Все ж понимали — важнее науки для Алферова ничего нет. Академик и протокольные собрания за книжкой коротал.

Он трудился минимум по 12 часов в день. Даже на даче в Комарово — продолжал свои исследования. Последним и самым важным делом для Жореса Алферова стал академический университет — где он собрал вместе школьников, студентов и научных работников — сюда ученый вложил часть своей нобелевской премии. В здании, которое держится на гигантском карандаше, его любимым местом был не кабинет, а перила — у острия грифеля. Жорес Алферов сверху смотрел на подрастающее поколение ученых, надеясь, что кто-то из них, наконец, заберет у него титул единственного нобелевского лауреата в стране.