«Душа плачет навзрыд!» — Эксклюзивное интервью доцента Олега Соколова

— Удовлетворены ли вы условиями содержания в СИЗО, есть ли у вас жалобы или пожелания?

— Я сейчас не в СИЗО, а в спец. учреждении на экспертизе. В Бутырке было не очень, а тут более-менее. Но бытовые вопросы меня не волнуют, не до этого мне сейчас. Душа плачет навзрыд!

Я не понимаю, как такое могло произойти. Я не верю, что Анастасии больше нет… Мне не хватает лишь бумаги и ручки, чтобы написать свои воспоминания о ней, пока я окончательно не сошел с ума.

— По сообщениям некоторых СМИ, вы просили следствие ходатайствовать о смертной казни для вас в качестве исключения. Так ли это? Что больше беспокоит вас — чувство вины за содеянное или перспектива пожизненного заключения?

— Я убил не только свою возлюбленную, но и себя. Нет меня больше. Все, что мы с ней творили, все мои труды — все уже прах.

— Продолжаете ли вы сейчас работу? О чем пишете?

— Это — единственное, чем я сейчас живу. Пишу книгу о нашей с Анастасией любви.

— С какими бы словами вы обратились к родным Анастасии, будь у вас такая возможность?

— Я уже не раз передавал через своего адвоката слова раскаяния и извинения, но вряд ли они здесь уместны. Это вопрос сугубо личный, и я, при первой возможности, лично принесу извинения семье Анастасии. Публиковать тут нечего.

— Чем была вызвана ревность, давала ли Анастасия повод? Какие у вас были отношения?

— Мы любили друг друга. Я ее и сейчас люблю, как бы странно и страшно это ни звучало.

— Есть информация, что уже после происшествия вы принимали дома гостей. Почему вы не отменили встречу с друзьями?

— Я был словно во сне. Я не знал, что делать, и боялся вызвать подозрения.

Читайте также

Фото: подробности первого приговора доцента Соколова почти 40-летней давности

— Сейчас много говорят о трагедии, случившейся в 1981 году, когда затонул фрегат «Святой Георгий». Тогда погиб член экипажа судна, находившегося под вашим управлением. После этой трагедии вы становились за штурвал судна?

— Эта история не имеет никакого отношения к нашей ситуации. Это было почти 40 лет назад, я многое уже не помню. Вину тогда я не признал.

— О ком вы чаще всего думаете, находясь в изоляции?

— Я хочу умереть. Но мне пока не дают. Единственное что я могу делать — писать. Часто я думаю о своих стариках и детях, хотел бы их увидеть до смерти.