Обыкновенная жестокость бытия: как не перейти грани ювенальной юстиции

На этой неделе мы стали свидетелями очередных шокирующих случаев насилия над детьми. К сожалению, мы раз за разом возвращаемся к этой теме. И сколько не размышляем, сколько не призываем — ситуация не меняется. Беззащитные малыши становятся жертвами родителей. А немыслимые издевательства снова всплывают в оперативной хронике.

При каждом таком случае многие кивают на органы опеки. Мол, не доглядели, не уследили. С другой стороны в этот процесс вовлечены очень многие структуры — от полиции до уполномоченных по правам ребенка. Но их правой статус слишком размыт. В итоге заинтересованные лица просто перекладывают ответственность на других. И получается так, что ребенок остается один на один со своим кошмаром.

Сейчас в Госдуме готовят поправки в Семейный кодекс. Они уже вызвали яростные споры, а значит у депутатов и специалистов в этой области нет единого мнения. И это наводит на грустные мысли. Марина Кравцова продолжит.

Женщина с детской коляской штурмует рампу в скейтпарке, полугодовалая малышка, как кукла вылетает на асфальт — жуткие кадры сняли очевидцы, когда пытались спасти ребенка от пьяной мамаши.

«Когда у нее отняли ребенка, ей было все равно. Она подняла бутылки пива свои и пошла забирать ребенка и дальше с ним кататься», — рассказывает очевидец происшествия Никита Ермаков.

Прохожие вызвали полицию, женщину забрали в отделение, ребенка — в больницу. Эту жительницу Тулы уже лишали родительских прав — на двоих старших детей.

А потом родилась дочь. Никто даже не подумал, что эта мать возьмется за старое, хотя были все предпосылки… Так собственно и случилось. Теперь правоохранители снова решают вопрос об очередном лишении — прокуратура и следственный комитет проводят проверку.

«Издевались над ребенком или нет?»

Жуткая истории из Омской области — гремела на всю страну. На этих фотографиях, как раб, связанный по рукам и ногам, с гематомами на голове полуторогодовалый Максим. Мать мальчика — 20-летняя Евгения, после смерти мужа поселилась в доме подруги — многодетной Гульнары. Якобы именно она издевалась над ребенком. Мальчика регулярно связывали и морили голодом. О том, что ребенок весь в синяках в полицию сообщили работники коммунальных служб, которые пришли проверять счетчики. Сейчас Максим — в столичной клинике. Мать — в СИЗО, вместе с подругой ее обвиняют в истязании малолетнего.

«Кроме того, проводится доследственная проверка в отношении работников системы профилактики преступлений в отношении несовершеннолетних, которые обязаны были обеспечивать безопасные условия проживания ребенка в многодетной семье», — говорит старший помощник руководителя СУ СКР по Омской области Лариса Болдинова.

Евгения уверяет — не сообщала в полицию, якобы потому, что боялась, что у нее отнимут ребенка. Но почему органы опеки и отдел по делам несовершеннолетних бездействовали? В этом конкретном случае правозащитники говорят о возможном сговоре участников.

«Инспектор ПДН Касимова она является подружкой Гульнары. У нас есть их переписка, где очень близкое общение — видно, что люди хорошо дружат. То есть они покрывают все друг друга», — говорит правозащитник рабочей группы при уполномоченном по правам детей в Новосибирской области Анна Тажеева.

История очень похожа на громкое дело об истязаниях маленькой Аиши из Ингушетии год назад. Родная тетя и ее муж сажали девочку на раскаленную плиту, связывали руки, избивали. В семье родственницы по отцовской линии девочка оказалась после развода родителей, отец сидел в тюрьме, с матерью ребенку видеться не давали. Следы чудовищных пыток вскрылись в больнице — туда ее отвела та самая тетка. Сказала, что девочка, якобы упала в выгребную яму, а потом села в кастрюлю с горячим борщом. Врачи были в шоке, распознать характер многих травм удалось не сразу — с таким медики никогда не сталкивались. Аишу спасали всей страной — больше полугода девочка провела в московской клинике Леонида Рошаля, но травмы были настолько серьезными, что одну руку пришлось ампутировать.

«Я до сих пор в шоке. Год уже прошел, но я от этого не отошла. Многие люди думают, о, она так ходит, она радуется. Чему радоваться? Все забудут, а эта картинка всю жизнь при мне будет», — рассказывает мать Аиши Лидия Ажигова.

Сейчас Аиша пошла в первый класс, живет с мамой, а ее мучителей судят — тете девочки грозит до 12 лет лишения свободы.

Почему же правоохранители и социальные службы в таких историях, зачастую, появляются, слишком поздно? А родители боятся к ним обращаться, опасаясь, что у них заберут детей? На рассмотрении в Госдуме сейчас два законопроекта, которые призваны реформировать систему опеки и семейный кодекс.

Первый — авторства группы сенаторов во главе с Еленой Мизулиной — во главу угла ставит сохранение семьи. Забрать ребенка у родителей можно будет только после решения суда о лишении или ограничении родительских прав. При этом пристраивать его будут стараться не в детские дома, а к родственникам, если они есть. Но документ уже вызвал массу вопросов у общественников.

«Пока они всю защиту ребенка, и всю возможную защиту ребенка от насилия в семье просто выкинули, как будто этого не существует как явления. Пока концепция такая — на любые случаи жестокого обращения и злоупотребления родительскими обязанностями нужно вызывать не органы опеки, а полицию. Логика правильная — это действительно преступления. В каждом случае, когда кто-то в школе увидел синяк у ребенка, и это синяк не потому что сам упал, а потому что папа ремнем побил. Теперь у нас будет исключительно полиция заводить исключительно уголовное дело о побоях, истязаниях и так далее», — поясняет президент благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» Елена Альшанская.

По действующему закону органы опеки могут отобрать ребенка из неблагополучной семьи без судебного решения. Но выявлять такие семьи обязанность полиции.

«Орган опеки не является по законодательству Российской Федерации надзорным органом за кровными семьями. Так почему же, когда ребенку угрожает что-то, его жизни и здоровью вызывается опека, чтобы его отобрать. Ну, какой-то абсурд просто. Если там действительно угроза, нужно переводить в плоскость уголовного кодекса», — возмущена начальник управления опеки (попечительства) и охраны прав детства администрации города Липецка Ольга Селезнева.

Но правоохранители не всегда успевают вовремя. В Ярославле из семьи изъяли троих детей со шрамами, ушибами, гематомами. От отца доставалось всем. Многодетная мать, писала заявления в полицию, угрозами муж заставлял их забирать.

«Муж всегда меня бил. Даже когда я была беременной. Если после избиения у меня образовывались синяки, то муж не выпускал меня из дома, опасаясь, что это увидят окружающие», — рассказывает Ольга Рустамова.

Крики слышали соседи и тоже писали в полицию, но реакции не было. Делу дали ход лишь когда вмешался уполномоченный по правам ребенка. В отношении отца возбуждено уголовное дело.

«Это вопиющий случай. Я почему очень так настойчиво я хотел увидеть детей. Потому что я никак не мог поверить, что такое может быть. Это просто исключение из всех правил», — говорит шокированный уполномоченный по правам ребенка в Ярославской области Михаил Крупин.

А у многодетного отца-одиночки из Алтайского края — противоположная ситуация. Сыновей отобрали из-за недостаточно хороших, по мнению социальных служб, бытовых условий.

«Дети были испуганы, и они кричали: „Папа, не отдавай нас!“», — рассказывает отец-одиночкка Алымбек Нарынбаев.

Родительских прав отца не лишили лишь потому, что дело предали огласке и вмешались правозащитники.

«Какой у одинокого мужчины может быть обустроенный быт? Ну этого быть не должно, бытом занимается женщина. А ему еще ставят в вину его ненадлежащие условия проживания», — говорит член комиссии по поддержке семьи, материнства и детства Общественной палаты Российской Федерации Элина Жгутова.

Второй законопроект депутата госдумы Крашенниникова так и называют — «О порядке отобрания ребенка при непосредственной угрозе его жизни». Делать это предлагают только по решению суда, которое должны вынести не позднее, чем через сутки после того, как от органов опеки или полиции поступит соответствующее заявление. В исключительных случаях — если в ближайшие часы ребенок может умереть — органы опеки вместе с прокурором и полицией могут отобрать его тут же. О том, по каким критериям и кто должен оценивать степень угрозы жизни в законе ни слова.

«Что такое „наличие оснований полагать, что смерть ребенка может наступить в течение нескольких часов“? А кто это будет решать? Органы опеки? Они что медики? Они что знают? А что такое несколько часов? А чем основание полагать, что смерть наступит в течение нескольких часов отличается от непосредственной угрозы жизни? Да ничем», — недоумевает эксперт Общественного уполномоченного по защите семьи, кандидат юридических наук Анна Швабауэр.

При этом важно не доходить до крайностей, которыми грешит западная ювенальная юстиция, говорят эксперты. В Швеции отобрать ребенка по суду могут даже заочно, если соцслужбам или врачам не понравится его настроение. В Норвегии — если у семьи нет столика для пеленания. В США по анонимному доносу за семьей могут установить настоящую слежку.

Где найти ту тонкую грань — чтобы защитить детей от домашнего насилия, но при этом не разлучать с родителями под надуманными предлогами. Четкого ответа пока нет ни в первом, ни во втором законопроектах.

«Безусловно в поступивших законопроектах есть ряд положительных моментов, а некоторые мы категорически поддержать не можем. Поэтому я считаю, что нужно продолжать дискуссию. Если мы говорим о скоростных судах — надо понимать, как же они будут реализованы, насколько они будут учитывать все обстоятельства для принятия верного решения», — поясняет уполномоченный при Президенте Российской Федерации по правам ребенка Анна Кузнецова.

Обе инициативы еще нужно серьезно корректировать на основе обсуждения с экспертным сообществом — считает Кузнецова. И пока неясно, сколько времени на это потребуется и сколько еще за это время будет исковеркано маленьких судеб.