"Я помню! Я горжусь!" Дед Елены Норкунайте в 16 лет ушел в партизаны

Такая история есть практически в любой российской семье, и каждая история - особенная. Семья нашего корреспондента Елены Норкунайте - это русские, молдаване, литовцы, белорусы. В 1942 году её дед ушел в белорусские леса, стал партизаном. На возраст - 16 лет - никто не смотрел.

Когда в Белоруссию пришла война и началась немецкая оккупация, моему деду, Андрею Игнатьевичу Рудому, было всего 16 лет. Но уже через год он ушел в лес, в партизанский отряд имени Буденного, в бригаду «Победа». Это было 24 октября 1942 года, а в мае 1944 он вернулся сюда, в родную деревню. В семейном архиве, как у всех, пожелтевшие фотоснимки. Карточек не много, но на одной из них деду вручают орден Красного знамени.

«Память» - так и назвали книгу, составленную по рассказам земляков-белорусов. Это хроника тех военных событий. Так мы узнали имя командира отряда, о том, что дед был дважды ранен, с осколками прожил всю жизнь, а еще о боевых подвигах партизана Андрея Рудого.

«Лично взорвал 10 железнодорожных вражеских эшелонов с живой силой и боеприпасами, 9 автомашин. Участвовал в минировании шоссейных и железнодорожных мостов, где было взорвано 6. Защищая Родину, в боях и диверсионно-подрывных работах  проявил себя смелым храбрым и отважным партизаном, за что был представлен к правительственным наградам», - всего лишь одна характеристика, а сколько фактов. Посмотришь на удостоверение, и картинки оживают.

В конце 1942 года в лесах Гродненской области скрывались около двух тысяч партизан. Точные цифры неизвестны, но народное движение крепло с каждым днем войны. В этих краях любой местный житель, не хуже историка, расскажет об особенностях так называемой рельсовой войны.

Федор Брэдуляк, зять Андрея Рудого: «Немцы регулярно устраивали обход-объезд этих путей, постоянно проверяли, что тут делается. Немцы постоянно вырубали лес здесь… Да, они вырубали, чтобы видимость была, поэтому партизанам здесь было нелегко».

Но дома, вероятно, и родные леса помогали, а тайные тропы вели в ближайшие деревни. Там местные жители пекли хлеб, стирали белье, за эту помощь партизанам фашисты расстреливали и сжигали целые семьи, не щадили ни женщин, ни детей.

Валентина Кузьма, дочь Андрея Рудого: «Немцы стоят сбоку, горит хата, а девочка эта, шесть годиков, стоит в оконце и стукает ручками в окно. А окна раньше ж двойные были, и стукает ручками все, и не слышно крика, горит все… Но никто же и не поможет… Двинешься – расстреляют».

«Люди добрые, помните: мы любили жизнь и Родину нашу! И вас, дорогие!» - это слова жителей другой деревни - Шауличи. 366 человек будто говорят с потомками сквозь время. 7 июля 1943 года гитлеровцы сожгли всех, не пощадив даже 120 детей. Сожгли заживо. И с тех пор это деревня-призрак. На месте каждого дома - обожженные бревна, имена и фамилии. А здесь когда-то была школа.

Деревню Плетяничи, откуда дед родом, фашисты тоже признали партизанской, а это равносильно смертному приговору. Был момент, когда всех местных жителей уже согнали в гумно, поставили пулеметы…

Мария Рудая, свояченица Андрея Рудого: «Все уже были, кто молитву говорил, кто пищал, кто кричал, на колени встали».

Но некий человек, известно лишь, что он работал в немецкой комендатуре, остановил карательную операцию. Часть населения отправили в Германию. Со станции Плетяничи. Но деревня с тех пор стала Красной. Теперь это по-белорусски Червоное сяло.

Мария Рудая, свояченица Андрея Рудого: «Слишком много крови вылито было. Поубивали много, понимаете. В нашем селении после войны самостоятельных осталось только три мужика, с войны пришли. С партизанов тоже пришли три».

Своего деда я никогда не видела. Он умер в 1972 году, в 47 лет. Награды и именные партизанские часы похоронили вместе с ним.

Мария Касперчик дочь Андрея Рудого: «Самое большее, что запомнилось, это похороны. Это когда несли его награды на подушечках. Там, наверное, было штук семь или восемь наград. Наград было много, я помню. Маленькие шли мы, и несли вот эти подушечки. Школьники несли, одноклассники мои».

В этом году у деда был бы юбилей - 90 лет. Остался дом, он сам его построил. Просторный сад. И это тоже - память.

Надежда Брэдуляк, дочь Андрея Рудого: «Ну, везде, где ни топнешь, везде папино... Забор - папин, калитка - папина, дом – папин, вишни – папины».

А это дерево особенное, семейная реликвия. Дед регулярно делал прививки, поэтому на дикой груше до сих пор созревают плоды трех разных сортов. Сегодня кажется, что очень символично. Моя семья сейчас - это белорусы, литовцы, молдаване, русские. Да и количество потомков уже давно перевалило за третий десяток. Вряд ли, конечно, дед мог предвидеть такое, когда однажды построил простой деревенский дом и посадил это дерево. Деда давно нет, и нет той страны, но самое главное, чтобы в каждом отчем доме, на всей постсоветской земле, да и во всем мире, не было бы войны. За это так горячо сражались и Вы, мой дед, Андрей Игнатьевич Рудой. Я помню, я горжусь!