«Журналистские расследования»

В нашей программе принимают участие:
- директор «Агентства журналистских расследований», председатель Санкт-Петербургского Союза журналистов, писатель, журналист Андрей Константинов;
- писатель, журналист, кандидат филологических наук Юлия Латынина;
- депутат Госдумы РФ, доктор юридических и философских наук, генерал-майор милиции Татьяна Николаевна Москалькова.

Ника:
Давайте разберемся с терминологией, разберемся с материалами. Что такое журналистское расследование и какой материал можно считать продуктом журналистского расследования?

Андрей Константинов:
Вообще, было много попыток дать определение журналистскому расследованию, я думаю, одно из самых удачных определений дал бывший заместитель директора распорядителя газеты Ньюсдэй Роберт Грин. Он сказал, что журналистское расследование есть материал, основанный, как правило, на собственной инициативе журналиста, на важную тему, которую отдельные лица или организации хотели бы скрыть. Таким образом, в этом определении есть три основные позиции – это собственная инициатива журналиста, важность и резонансность темы, которая волнует и, наконец, понятие сопротивляемости среды, потому что от обычной журналистской работы эту работу отличает то, что отдельные лица или организации препятствуют этой работе и последующему опубликованию этого материала в СМИ. Но есть и журналисты, которые считают, что любой добросовестно сделанный журналистский материал несет в себе некие элементы расследования. Даже на Западе есть такая шутка, что журналистские расследования сравнивают с порнографией, потому что порнографии тоже очень трудно дать конкретное определение, но когда ты увидишь собственными глазами, тогда понимаешь, что это оно и есть. Многие желтые СМИ выдают материалы за журналистские расследования, читатель может их отличить при помощи мозга, который должен периодически работать. включаться тогда он все поймет. При отработке всей этой желтизны, некая методика журналистского расследования может быть использована, но еще и важно какой материал и какова степень его значимости и полезности для общества.

Ника:
Есть ли у Галкина внебрачный ребенок – это еще не повод говорить о расследовании.

Андрей Константинов:
Это не важно обществу.

Юлия Латынина:
У нас в России есть единственное агентство, которое действительно занимается расследованиями – это как раз агентство Андрея Константинова, потому что все остальное – это непонятно что. В лучшем случае это просто статьи, а в худшем заказуха. Я, как филолог, с почтением отношусь к слову расследование. С моей точки зрения, слово расследование предполагает проведение оперативно-розыскных мероприятий, которые журналист не может по определению проводить. Приведу собственный пример. У меня в Новой газете шла огромная серия статей об убийстве Андрея Козлова, который, как считает следствие и считаю я совершил банкир Алексей Френкель(?) и я знаю, почему я занималась этим расследованием. Я лично знала Козлова и считаю его одним из лучших российских чиновников, гибель которого – трагедия. Так случайно получилось, что я знакома с оперативниками, которые ловили киллеров и я изначально им верила, я знала, что они взяли тех киллеров. Когда я увидела материалы дела, я не буду скрывать, что я их видела, они были расследованы следственной группой безобразно. Было такое ощущение, что следственная группа, мягко говоря, занималась потрошением других банков и при этом или намеренно или просто по невниманию выводила Френкеля из под удара. Или, возможно, она даже пользовалась его сведениями, чтобы спросить других банкиров, ребята, а вы не были сообщниками Френкеля? Я могла сделать массу вещей, я могла описать, как функционируют отмывочные банки, как господин Френкель ходил в Госдуму и кого там пытался сагитировать, чтобы снять Козлова, как господин Френкель ходил в ФСБ, как обращался с друзьями, как заводил уголовные дела на других своих партнеров и конкурентов. Я могла описать, как он ненавидел Козлова, как он писал на него доносы, в которых он называл Козлова агентом иностранного империализма, покровителем чеченских террористов и т.д. Но это все не имеет никакого отношения к вопросу о том, кто убил Козлова, а это доказывается только данными оперативной разработки поминутными, посекундными распечатками из которых следует, что именно эти киллеры 40 минут находились на месте убийства, 40 минут каждые 5 минут они созванивались, они были очень непрофессиональные люди, Андрей Константинов оценит факт, что киллеры каждые 5 минут созванивались с этого места с организаторами. И когда они поехали, там просто видно, как идут соты, там видно, как машина на которой они уезжают, они продолжают созваниваться, меняются соты. И видно, как после этого идут звонки промежуточному организатору и госпоже Леоноскеровой(??), которая являлась окончательной. Это я не могу сделать и я знаю, как, на самом деле, ловили этих киллеров, это был подвиг, я считаю.

Ника:
Тогда в чем суть этого расследования? Вы помогли читателям разобраться в этом деле, помогли следователям обратить внимание на то, что ушло, смысл расследования в конечном итоге?

Юлия Латынина:
Я хотела объяснить, что происходило, потому что Андрей Андреевич был одним из лучших российских чиновников, его убили, потому что он не брал взяток, в это трудно поверить, потому что у нас чиновники обычно берут взятки. Я могу доказать, что этот человек не брал взяток, могу доказать, что когда он переехал в новую квартиру, чиновник Центробанка, зампред, с тремя детьми, с неработающей женой, он перетаскивал из старой квартиры в новую хорошую квартиру старую мебель, потому что он не мог позволить себе купить новую. Он очень любил горные лыжи, но он отдыхал в Финляндии и не мог себе позволить отдыхать в Швейцарии на горных лыжах. И это трагедия, что этот человек убит и я хотела понять, почему это произошло и почему тот человек, который, как я предполагаю, как следствие предполагает, его убил, в течение нескольких лет пользовался абсолютной безнаказанностью, решал свои проблемы, будучи не очень высокого ранга человеком, он достаточно мелкий. И это человек, у которого, на мой взгляд. явное нарушение психики, потому что писать самому многочисленные справки… Сидит на даче и пишет, что Козлов агент американской разведки и с этой целью хочет погубить российскую банковскую систему – своеобразный человек.

Вопрос телезрителя:
Знаете, я боюсь за журналистов по простой причине, сегодня наш президент почему-то пляшет под премьер-министра.

Ника:
А причем здесь журналисты?

Вопрос телезрителя:
А журналисты как обычно в засаде.

Ника:
Может быть, нашего зрителя волнует вопрос результативности. Не получается ли часто, что кладутся огромные силы, риск, связи, а получается, что собака лает, а караван идет?

Андрей Константинов:
Это не совсем так. Есть эта проблема. Бывает, работаешь, расследуешь, публикуешь, и ощущение, что никто не реагирует. Лет 5 назад это ощущение было сильнее. Сейчас стали реагировать больше, как это ни удивительно. Реагирует и прокуратура, не на каждую публикацию, но реагирует. Все-таки, понимаете, я уверен, что мы не для правоохранительных органов работаем и не задача журналистов ловить преступников, мы не должны подменять собой функцию правоохранительных органов. Наша функция проинформировать общество о проблема глобальной или локальной. Какое-то конкретное расследование посвящено какой-то теме и общество это должно узнать и общество должно само решить, как оно будет на это реагировать.

Ника:
А кто быстрее реагирует, общество или прокуратура?

Андрей Константинов:
В идеале, прокуратура – это инструмент государства и в нормальном гражданском обществе государство – это еще и элемент общества. У нас не все с этим так просто, но, тем не менее, я могу сказать только одно. Если общество устраивает… Журналисты сообщают ему некую проблему, а общество реагирует на это очень вяло, значит общество устраивает такое положение дел. Задача журналистов иногда будить это общество. «Ребята, вы что, обалдели? Проснитесь! Так не должно быть! Опомнитесь!»

Ника:
Я где-то прочитала, что журналист, пройдя журналистское расследование, действует от лица гражданского общества.

Андрей Константинов:
В законе о СМИ, а он у нас не слишком плохой. В нем много недоработок, его нужно дорабатывать, но там как раз сказано, что журналист имеет право на защиту от государства, как лицо, выполняющее общественный долг. У нас уникальная профессия, только о нас так сказано. К сожалению, никак не расшифровано, что означает этот общественный долг, но звучит очень красиво. Поэтому мы действительно действуем в интересах общества, хотя общество нас не нанимало на эту работу, нас никто не выбирал, мы сами пришли.

Вопрос телезрителя:
На мой взгляд, журналистские расследования делаются в угоду государству, а не в угоду обществу. Я могу привести практические примеры, когда совершенно неправильно ставится вопрос таким образом, что выводы делаются совершенно некомпетентные. Для Нижнего Новгорода характерный вопрос, который волнует общество, почему школы не оснащены полностью учебниками. Журналистское расследование показывает и печатается сейчас в прессе, что деньги были распределены в школу, учебники должны были придти, но никто из журналистов не указывает, что, придя в школу, эти деньги Ии учебники мы получим в декабре или январе. Глядя на то, какой ажиотаж пытается создать пресса и телевидение вокруг всего этого, могу сказать, что это достаточно продажная система, которая работает в угоду государства и во вред социальным институтам, таким как школы, институты, больница.

Вопрос телезрителя:
Вы расследуете только то, за что вам заплатили. дали денег – закопали Ходорковского. дали еще – откопали обратно.

Ника:
На нашей профессии клеймо продажности, оно появилось и от него отмыться сложно.

Юлия Латынина:
Это вообще сложная история, когда приходится опровергать грандиозные фазы типа того, что все женщины проститутки или все мужчины суки. не опровергнешь. Бесспорно, часто журналистов выполняет какой-то заказ или за деньги, или откуда-то берет информацию, которую употребляет весьма специфическим способом. тут я обращаю ваше внимание, что не важно, откуда информация, важно, что с ней человек делает. Простой вопрос, есть журналист Александр Хинштейн, который узнал, что у главы следственного комитета господина Бастрыкина есть в Чехии фирма, он даже туда съездил. Если бы он написал в своей статье, что в Чехии у Бастрыкина есть фирма, которая является способом в Чехии оформить недвижимость и оставил бы нам возможность судить, хорошо это или плохо – это было бы честное журналистское расследование, вне зависимости от того, кто слил Хинштейну эту информацию. если вместо этого господин Хинштейн пишет, что у Бастрыкина есть бизнес в Чехии, что неправда, и при этом пишет, что наверняка, как бы эта чешская разведка не завербовала господина Бастрыкина, потому что Чехия есть место, где сталкиваются мировые интересы супердержав, то это уже не статья, это уже донос. Я уже понимаю, что вне зависимости от моих симпатий или антипатий к господину Бастрыкину – это повод одного клана предъявить претензии к другому клану. При этом я могу сказать честно, что у меня к господину Бастрыкину очень много претензий, но наличие или отсутствие недвижимости в Чехии совершенно в них не входит.

Ника:
А право на выводы журналист имеет?

Юлия Латынина:
Журналист имеет право на выводы, но не имеет права на передергивание фактов. Мы все можем делать выводы, в том числе и о журналисте Хинштейне. Я хочу рассказать другую историю, которая наоборот очень важна, это история о том, как журналисты борются, расследуют. У нас ведь что является мерилом эффективности журналиста? если после этого начинают расследовать самого журналиста, значит он эффективен. Потрясающая история. В Дагестане убивают начальника буйнакского РУВД, убивают ваххабиты, его зовут Арип(?) Алиев, он был мой знакомый, я могу свидетельствовать, что это был один из самых непримиримых борцов против боевых ваххабитов. Даже достаточно понятно, кто его убил, я думаю, его убил Долгопур Закарьяев, но это не важно, потому что через 3 дня, чтобы отчитаться убивают человека по имени Газил(?) Алиев в Махачкале в квартире. Газета Черновик начинает это расследовать, пытается расследовать, кого же собственно убили. И выясняется, что все, что говорит милиция об этой операции, что этот человек был в розыске, что он покончил с собой – это все неправда. Этот человек не был в розыске, потому что у него в затылке торчит затылок от гранаты. После чего начинают, естественно, расследовать саму газету Черновик. Я эту история рассказываю потому что важно понять, что, во-первых, в Дагестане это далеко не правило, когда убивают невинных людей вместо настоящих террористов. Дагестанская милиция, она половинка на половинку, она не как ингушская, совсем не как ингушская. Более того, после этого, не смотря на то, что на Черновик продолжается дикое давление, а милиция, прежде всего ФСБ, я не поклонник этой организации, но должна сказать, что да, это ФСБ осуществляет ряд очень успешных операций против людей, которых не могли поймать годами. Мне кажется, что газета Черновик выполнила важнейшую вещь, потому что ФСБ этого никогда не признает, МВД этого никогда не признает, они будут продолжать газету давить…

Вопрос телезрителя:
Я звоню из Ингушетии. Я хотел сказать, что, не смотря на то, что профессия журналиста опасна, но в нашей стране все зависит от того, о чем именно пишет журналист и в каком регионе. В данном случае мне хотелось бы сказать Юлии, которая трезво реально оценивает события в Ингушетии, мне за нее опасно. Когда я слушаю то, о чем она говорит, мне кажется, что она может повторить судьбу и Политковской…

Юлия Латынина:
Это еще и судьба Магомеда Евлоева. напомню. что две или три недели назад в Ингушетии после совместного перелета с президентом Зязиковым(?) был убит глава сайта Ингушетии.ру Магомед Евлоев, причем его забрали прямо из салона бизнес класса и через 15 минут его выкинули мертвым около больницы.

Вопрос телезрителя:
Когда журналист ведет какое-то расследование, есть вероятность того. что все, что он скажет может быть использовано против той цели, которую он ставил.

Ника:
Опасность так велика? В какой улей надо залезть, чтобы дело совсем касалось жизни и смерти?

Андрей Константинов:
Определенный профессиональный риск есть, он есть во многих профессиях. Но существует и определенная техника безопасности и правила безопасности, которые надо знать и соблюдать, а уж если ты их нарушаешь, то ты должен понимать, что есть цена, которую ты можешь за это заплатить.

Ника:
То есть можно влезть в какую-то ужасную историю и все-таки как-то обезопасить себя?

Андрей Константинов:
Можно. В какой-то степени можно. Другое дело, что статистика немного лукавит. У нас так устроено, что в статистику попадают журналисты, убитые по каким-то другим причинам. Это бывают и какие-то чисто криминальные моменты, и ограбление, все что угодно. Наш максим Максимов, который был убит более трех лет назад, в принципе, он был отличник, соблюдал все правила безопасности, вел расследование, которое стало для него роковым, потому что бывает очень редко какой-то такой сбой. Это та мера профессионального риска, которую не предусмотреть. но дело в том, что Максим Максимов для Петербурга за последние 17 лет – это практически уникальный случай. Это в чистом виде бесспорно, когда человек погиб, проводя журналистское расследование, для Петербурга это необычно.

Ника:
Неужели те вещи, которые он мог открыть или открыл и собирался опубликовать, были столь смертельно опасными для людей, про которых он писал. не слишком ли велика цена?

Андрей Константинов:
Для них это было опасно, плюс они еще несколько переоценили эту опасность. Это еще вопрос адекватности тех людей, которых это может касаться. Почему я и говорю, что это трудно предусмотреть. Конечно, есть регионы, где разная степень опасности, потому что это зависит от состояния стабильности и цивилизованности того региона о котором идет речь. Регионы, которые близки к горячим точкам, там, естественно, уровень градуса этой опасности выше, но он выше для всех. Стреляющие регионы. где много оружия, где привыкли разбираться по понятиям а не цивилизованным рамкам. Очень часто думают, что опасность для журналиста только в киллерах и снайперах. На журналиста можно разными способами воздействовать, есть юридическая опасность, психологическая. есть статистика, сколько журналистов погибло, но нет статистики, сколько спилось, претерпели какие-то психические расстройства, надорвавшись на работе, потому что это тяжелая работа и нервное расстройство заработать гораздо проще, чем пулю от того же киллера. Такие варианты, когда страдают журналисты – мало кому интересно. А в таких случаях, как Максим Максимов, я считаю, что это просто стыдно для Петербурга, когда погибает такой журналист, а его даже не могут найти, похоронить по-человечески. И ведь не сказать, что дело-то глухое.

Ника:
Не могут или не очень хотят?

Андрей Константинов:
Я думаю, что воли политической не хватает. Многие журналисты со мной согласятся, что это не настолько темная история.

Ника:
Соображение о политической воле, его можно в обе стороны повернуть. Юля, вы согласны, что политическая воля может, как включить зеленый свет, открыть дорогу, так может захлопнуть все двери и тогда становится вообще не пробиваемая. С кем опаснее связываться, с политической волей или экономической? Какие вещи сегодня опаснее?

Юлия Латынина:
Очень долго в России была ситуация, когда было опасно именно кого-то конкретного задевать, потому что его реакция, как в случае Максима Максимова, совершенно непредсказуемая и, что самое страшное в этой истории – это то, что, если я правильно понимаю, убийца Максима Максимова хорошо известны, нет никаких проблем их посадить, они се обнаружены именно в ходе розыскных действий, именно Андреем Константиновым и его коллегами. И если эти люди убили Максима Максимова от того, что они боялись, что он напишет о том, что они продали какой-то вещдок, машину, по-моему, ну какая степень безнаказанности! Журналист может погибнуть в любом месте, и в Америке, и во Франции, но чтобы его убийца остался безнаказанным, когда он извествен – это невозможно. Вот случай с Политковской, киллеры, которые приехали на машине ценой в три тысячи долларов, они ее пожалели, они ее не продали и по ним ее нашли. У всех бывает, у всех убивают Кеннеди, но вы можете себе представить, чтобы убийца Кеннеди заныкал машину, Жигули ценой 3 тысячи долларов?! На самом деле,я не думаю, что профессия журналиста такая уж опасная. Статистика лукавая. Я как-то в красноярском РУБОПе видела замечательную надпись: «погибший гражданин России, других повреждений на теле не обнаружено». Бизнесмен является несомненно более опасной профессией, у него деньги есть, а у журналистов нет. С точки зрения правоохранительных органов, бизнесмен более лакомая жертва, несомненно. Но этот момент безнаказанности, потому что любая система совершает ошибки и характеристикой системы является не то количество ошибок и преступлений, которое в ней совершается, а реакция системы на эти ошибки и преступления.

Ника:
К нам по телефону подключается эксперт. Это депутат ГД, доктор юридических и философских наук, генерал-майор милиции Татьяна Николаевна Москалькова. Татьяна Николаевна, вам, как сотруднику МВД, вам помогает или бывает когда мешают журналисты своими расследованиями, потому что им тоже надо что-то понять что-то расследовать, допросить свидетелей и т.д.?

Москалькова Татьяна Николаевна:
Во-первых, я считаю, что журналистские расследования – дело полезное. Я считаю, что журналисты – это очень мужественные люди, которые берут на себя осознанно выполнение гражданского долга и профессионального долга. Журналистские расследования – это противовес в гражданском обществе, потому что тогда работает государство, когда есть баланс интересов. Важно, что противовесом государственному профессиональному расследованию есть общественное расследование. мы давно говорим о парламентском расследовании. Это альтернатива. Журналистское расследование, хотя такое понятие не зафиксировано в законе, но оно устоялось во всем мире и воспринимается как полезная дополнительная информация, которую собирают люди журналистской профессии. Все, что идет на пользу установления истины надо воспринимать положительно.

Ника:
Но бывают случаи, что они мешают? Я знаю, что Андрея Константинова не раз обвиняли в том, что, дескать, опять это агентство журналистских расследований первым прибежало и первым всех повязало.

Москалькова Татьяна Николаевна:
И слава богу, что прибежало, подстегнуло правоохранительную систему к тому, чтобы работать более активно. Но однозначно, журналист тогда наносит вред, когда в нарушение конституции и принципа призункции невиновности, еще до того, как суд вынес приговор, а бывает еще до того, как появилось постановление о привлечении в качестве обвиняемого, человека называют взяточником, виновным в совершении преступления, убийцей. Это, безусловно наносит вред обществу и главным принципам построения общества, потому что разговор идет не только о самом человеке, которого обвиняют в том, что еще не доказал суд, но речь идет о его семье, о чести и достоинстве его детей, о сложном процессе восстановления его честного имени.

Ника:
А если папа действительно вор? Тут уже не важно? Честь семьи-то се равно пострадает.

Москалькова Татьяна Николаевна:
Пусть суд сначала докажет, а потом мы обязательно напишем, крупными буквами во всех СМИ. Но когда специально, с помощью СМИ создается давление на то же самое следствие, суд и общественность – это вредно.

Ника:
Суд пройдет – потом напишите.

Андрей Константинов:
Я еще раз говорю, когда до суда… Ну, у нас бывает, что и высокопоставленные сотрудники правоохранительных органов называют людей преступниками до суда. Быавет у нас такое, думаю, Юля понимает, на что я намекаю. Дело в том, что это вопрос профессионализма. Сейчас такое бывает достаточно редко, потому что, если назвать человека преступником до суда – у него есть возможность обратиться в суд за защитой чести и достоинства, все уже ученые. У нас в агентстве ни один материал не может появиться в печати, если он не прошел юридическую экспертизу. У нас целая юридическая служба.

Ника:
Вас интересует, подадут ли на вас в суд или обидели ли вы человека?

Андрей Константинов:
Юридическая экспертиза смотрит материал на предмет доказательной базы, законности. Если юристы не поставили визу – этот материал не публикуется. Это вопрос опрятности работы. Если кто-то до суда или на каких-то своих выводах говорит, что убежден, что этот человек негодяй, падонок, вор, мерзавец и т.д. – это не профессиональный подход. Либо у журналиста настолько убойная доказательная база, например, у него есть видеопленка, где видно, как человек расстреливает другого человека. Ему плевать, что не было еще суда. У него есть доказательства того, что он убийца. Такие вопросы, хоть и противоречат закону, имеют право на существование по уровню здравого смысла. Вообще, понимаете, в любом оперативном процессе, чем больше сторон, тем больше давка и все друг другу мешают. Конечно, и журналисты, бывает усложняют работу правоохранительным органам, но ведь и правоохранительные органы иногда, не так уж и иногда, мешают работе журналистов. У нас в УК есть замечательная статья о воспрепятствовании деятельности журналиста. Но она практически не рабочая, хотя мешают журналистам часто.

Вопрос телезрителя:
Неужели журналисты так не любят свою жизнь, что рискуют и умирают за правду?

Вопрос телезрителя:
Их постоянно убивают, а убийц не находят. В Англии выпустили десятого подозреваемого в убийстве известной ведущей БиБиСи, которую застрелили на пороге своего дома в Лондоне за разоблачающие передачи.

Вопрос телезрителя:
Почему журналисты не освещают такую тему, как управляемая демократия в России. Неужели это так опасно, что журналисты засели в засаде.

Вопрос телезрителя:
Пусть журналисты занимаются своим делом, для расследования есть другие органы.

Ника:
Табуированные темы. Есть темы, которые все равно никому не поднять?

Андрей Константинов:
Нет. Это вопрос того, на что журналист готов идти. Приведу пример. Архипелаг Гулаг, который был написан Солженициным здесь, он же не в Америке в эмиграции его написал, он здесь написал. Это, по большому счету, тоже такое журналистское расследование, потому что это не художественная литература, это не совсем публицистика. Это расследование исследование очень важной и страшной темы. Вте времена простив него было все. И КГБ, и общество, и партийная система, а ему ничего не помешало, он это написал. Между прочим, получил потом нобелевскую премию. Он готов был за это многим заплатить. Он готов был сидеть в тюрьме, он не боялся, не хотел, чтобы его высылали. Но не многие журналисты готовы к некомфортности. Если ты занимаешься какими-то расследованиями, вполне возможно, что у тебя будут возникать проблемы. Ведь сейчас у молодых журналистов какая-то потрясающая логика, мы хотим заниматься расследованиями, но хотим, чтобы у нас все было шоколадно, чтобы не было этой сопротивляемости среды. Мы хотим хорошую зарплату, хотим хорошую машину, престижное место на престижном канале.

Ника:
Сегодня 11 сентября и все вспоминают события, которые были в Нью-Йорке несколько лет назад. Вот годы идут, а постоянно находятся журналисты, которые пытаются доказать, что не из-за этого башни рухнули, что на пентагон самолеты не рухнули… Спрашивается, зачем? И будет ли у этой истории такой же счастливый с этой точки зрения финал, как у Уотергейта?

Юлия Латынина:
История с башнями 11 сентября, в сравнении с тем, как был расследован Беслан, как раз очень хороший пример открытости американского общества. Для начала надо иметь следующее, что по поводу Беслана, по поводу которого не было практически никаких независимых расследований, и после того, как депутат Госдумы Савельев написал свое отдельное мнение, а он взрывотехник по образованию и стал доказывать, что первые два выстрела, которые ударили в спортзал – это был выстрел из огнемета, вероятно, облегченного или гранатомета, на депутат Савельева обрушилось Бог знает что. В отличие от этого, мы видим, что про 11 сентября написаны тома расследований правительственных и нет…

Ника:
Но все равно судов нет. Или это уже не важно?

Юлия Латынина:
Как это судов нет? Там прошло несколько процессов над всеми террористами…

Ника:
Террористами. А вот будет ли когда-либо суд, если он докажет, что это было диверсией со стороны ЦРУ?

Юлия Латынина:
Простите, но сначала это надо хоть немного обосновать, доказать. Нет никаких серьезных людей, в том числе американских политиков, которые это поддерживают. Нет никаких пострадавших, людей, которым это жизненно важно. Это очень важно, те люди, которые педъявляют эти пртензии и какие они пртензии предъявляют. Это потрясающе, потому что, кгда заходишь на их сайти, смотришь их аргументы, ты все время видишь, что это какие-то люди, которые называют себя озабоченными гражданами и какие-то фрики. Повторяют они 10 аргументов, которые звучат примерно так: почему это здание обрушилось, когда температура горения авиационного керасина 1500 градусов, а сталь при этом еще не плавится. В ответ им 10 раз уже написали, что сталь при этом не плавится, потому что она гнется. И все это обрушилось, потому что она гнулась. Они спрашивают, почему внизу из здания были видны взрывы и до того, как все обрушилось там все внизу вылетало, это было как поршень вниз. Это важно, если лю.дям объясняют, что в здании полы рушились в низ, внизу возникало давление, как в бензиновом цилиндре и все это разлеталось по той причине, что внизу было выскокое давление, то люди должны привести либо другой аргумент, либо не повторять этот. Но они переходят на другой сайт и плетут опять это.

Андрей Константинов:
Понимаете, странности бывают в разных историях. В любой большой истории будут свои странности. Даже если журналист увидел какую-то странность – это не тождественно некому обвинению, что было не так, а по-другому. Юля сказала, что открытость американского общества предполагает достаточно спокойно предоставлять возможность, даже странным людям расследовать все что угодно.

Ника:
Наше общество готово к этому?

Андрей Константинов:
В нашем обществе по ряду тем сложнее, конечно, работать. Например, тот же Беслан. Есть темы, где этот коэффициент сопротивляемости среды существенно выше, есть регионы, где этот коэффициент выше. Я занимаюсь этой работой, потому что я ее люблю, мне это очень интересно. Я меньше всего думаю о том, санитар ли я леса или кто.

Юлия Латынина:
Я занимаюсь журналистикой, потому что это черновик для моих книг, и поэтому я абсолютно свободна внутри.