«Так по жизни: падай — вставай»: Татьяна Тарасова о своей карьере и судьбе

Татьяна Тарасова покинула фигурное катание из-за травмы. В 60-х она начала тренировать детей, став самым молодым наставником в истории этого вида спорта. Тарасова воспитала поколение олимпийских чемпионов, среди них Ирина Роднина и Алексей Ягудин. 13 февраля Татьяне Анатольевне исполнится 75 лет.

— Как сегодня вы оцениваете свое катание в юности?

— Вы знаете, не больше и не меньше. Я думаю, что я сама бы не стала выдающейся, потому что для этого у меня кое-чего не хватает. Ну, я и не стала. Я была в сборной команде страны, это был высокий уровень. Я была четвертой в Европе, седьмой в мире с первого раза. У меня все получалось, но были люди, у которых лучше это получалось. И я видела, что они меня опередили правильно.

Эта какая-то оценка, она была с детства. Мне казалось, мы недостаточно тренируемся, что мы недостаточно много учим нового, что мы не идем каким-то новым путем. Меня это беспокоило и эта жизнь закончилась в 19 лет, потому что я просто получила травму. Об этом вспоминать не хочется. И началась совершенно потрясающая жизнь, которой я живу, в которой мне никогда не скучно, в которой мне всегда есть, что делать. Она началась и, слава тебе, господи, что она не заканчивается.

Татьяне Тарасовой пришлось уйти из спорта из-за травмы. Фото: Владимир Первенцев / РИА Новости

— А как началась эта жизнь? С депрессии? 19 лет, годы молодые…

Сначала с депрессии. Хотелось даже под трамвай броситься. Но только, думаю — некрасиво. Мама расстроится. И вообще некрасиво. Просто, когда тебе пишут «профнепригоден» в 19 лет… Это было единственное занятие, которое я обожала с самого детства. Еще танцевать. Танцевать я тоже не смогла. Танцевать я начала и у меня тоже вылетело плечо. А депрессия депрессией.

У меня был высокий очень партнер, царствие ему небесное, Жора Проскурин. А Саша Тихомиров, он как раз профессор нашего института областного, он попросил меня, когда я вот так освободилась. Он позвонил и говорит: «Тань, ну тренировать некому, ну потренируй. Поставь что-нибудь и все. Вроде как в сборную команду входим, а на нас уже махнули».

Это была моя первая пара, поэтому депрессия длилась недолго. Папа сказал: «Выходи на лед, тренируй. Мой тебе совет. Ты сразу забудешь обо всем». И когда, конечно, ты выходишь, ты уже за себя не отвечаешь. Ты только хочешь сделать. Ты еще не знаешь, как сделать, но ты стараешься сделать. У тебя идей миллион, ведь все равно же они тебя обуревали, когда ты сам катался.

Я подвинула как-то. Они (Воспитанники Тарасовой. — Прим. ред.) очень хорошо катались. Сразу поставила им «Танец с саблями», короткую программу. Это было так легко и так весело и так интересно. Ноги были обморожены в конец, потому что никаких мунбутс (Обувь для снежной погоды. — Прим. ред.) не существовало. Ну, были валенки, конечно. Наши валенки. Но ты же катался. Если они катались по пять часов, то ты катался со второй группой уже по десять. На наших ботинках не было тогда другого инвентаря. Ноги просто отваливались. Но все равно. Это говорят, что голос мой был слышен на Динамо. Тренировала я на стадионе Юных пионеров. Это приблизительно расстояние два километра.

— Если упал, как вставать? Особенно, когда не знаешь, в какую профессию идти.

Так по жизни, падай — вставай. Падай — вставай. Мы же должны встать и подниматься дальше. А как не падать? Кто так прожил жизнь, чтобы не падал? Надо подниматься и вставать. Это такое дело. Никто же тебе не гарантирует, что тебя на пуховой подушечке, хоть какой-нибудь гений, никто же тебя не будет нести по жизни. Ты должен сам своими ножками, своей головой.

Например, Володю Крайнева, моего мужа, прекрасного музыканта, пианиста, народного артиста, его мама в детстве привязывала к стулу. Потому что со стулом бежать было не удобнее. Потому что кто хотел сидеть на стуле, заниматься целый день? Никто. Мы хотели гойкать, как говорила моя мама. Меня тоже сначала били, все волокли. Потом что-то стало получаться. Какая-то любовь.

— Как вы оцениваете современное фигурное катание?

Знаете, мне так повезло, что, мне кажется, что с самыми лучшими я уже отработала. Это большое счастье понимать — ты можешь давать что-то. Но та глубина и величина таланта, с которой я работала на протяжении всей своей жизни с разными спортсменами, она не такая. Сейчас немножко странное такое время во всем. Но, знаете, это не потому что к старости бывают такие вещи.

Я помню показательные выступления, которые были в наше время. У каждого спортсмена было по три-четыре номера. Эти номера остались в нашей голове и нашем сердце на всю оставшуюся жизнь. Не только наших спортсменов. Там, «Цыганка» Бестемьяновская или «Калинка» или Юрка Овчинников катал «Марусю». Но это было… понимаете, такой рассвет. Была новая дорога найдена. Творческая дорога, по которой все пошли сейчас, многие ищут. Очень сложные правила. Все уже прыгают многооборотные прыжки.

Многие, кто следит из моего поколения, тот наверняка помнит программу «Дон Кихот» так, как катался Джон Карри. Я не знаю, что вы мне скажете по поводу: «Что у вас так запомнилось? Под какую музыку? Под что катались на прошлой Олимпиаде?» Я бы не хотела так говорить, потому что говорить так — это неправильно и несправедливо по отношению к тому поколению.

Александр Зайцев
Заслуженный мастер спорта СССР

— Как у нас программы делались? Ирина Александровна Роднина бежит в одну сторону, Тарасова — в другую. Я сажусь на бортик, они летят. Полет фантазии. Эта — туда. Ну, минут 40, пока они набегаются, подустанут, потом вступаю я. А вот теперь давайте раскидает элементы, то есть где у нас что будет, а потом уже будем вписывать полет фантазии. Потому что они, как женщины, у них в первую эмоции и все прочее. А я их сразу, значит, опускал. И она предложила так, немножко видоизменить и стиль и все, и дала новый импульс.

Это самая первая программа, когда Роднина ушла от Жука и пришли они ко мне. Я вообще была совершенно молодым человеком. Я ее вообще на три года только старше. У меня была задача в первый год — не подвести их. Чтобы они то, что умели, со мной в другом немножко ракурсе не потеряли.

Для меня эта задача была очень важная и очень сложная. И чтобы они как выигрывали, так и выигрывали. Потом я начала уже их развивать. Вот я сейчас, когда смотрю, что я сделала с ними, вот все-таки надежность этих элементов, которые они продемонстрировали, понимаете, на сегодня у нас нет такой пары, которая вот так бы летела. Вот так просто. Как бы просто, так просто, но так надежно, что не возникает сомнений, кому эту медаль отдать.

— Вам достаточно мгновений или лет, чтобы почувствовать человека?

Да наверно мгновений. Сразу же чувствуешь, это твой человек или нет. Это как в любви. Это же любовь. Дружба — это же любовь.

— Почему вы вышли замуж за музыканта, ведь отец был против артистов в семье?

Вовку (Владимир Крайнев, муж Тарасовой. Умер в 2011 году. — Прим. ред.) он любил очень. Папка Вовку любил.

— Но как он принял вашу очень серьезную спортивную семью?

Ну, кто кого принял. Вова вообще очень сильный человек. Владимир Всеволодович. Владимира Всеволодовича за 17 лет с педагогической деятельностью 110 лауреатов. Просто так они не достаются и не бывают. Это жизнь и жизнь живется с посвящением. Поэтому, конечно, он сделал одну большую ошибку, что на мне женился.

Пианист Владимир Крайнев, муж Татьяны Тарасовой. Фото: Борис Бабанов / РИА Новости

— Вы любили музыку всегда или полюбили ее после замужества?

Вы знаете, я любила музыку всегда, но узнала я ее, конечно, с Вовой. Потому что он занимался очень много, каждый день и всегда. Поэтому я имела удовольствие слушать в лучшем исполнении у себя дома за стенкой в нашей трехкомнатной квартире. Я днем спала, к вечерней тренировке готовилась. А он играл.

Поэтому, понимаете, и Женя Нестеренко приходил и Альфред Шнитке, и Дима Китаенко и Володя Спиваков. И они всегда репетировали и они всегда репетировали в доме было всегда очень интересно. И мне было интересно жить. Я как губка в себя это впитывала. И, конечно, очень много слушала музыки. И на очень многих концертах была.

Конечно, я считаю, что Вова меня в какой-то части моей жизни и какого-то моего знания, конечно, он меня сделал. Я слушала его. Он мне когда-то написал программу для работы театра из десяти балетов. И я всю ее выполнила. Он писал ее по нарастающей. И последняя это была «Золушка» Прокофьева. Я работала с этой музыкой, понимаете. Что говорить. Счастлива.