«Культура и кризис»

 Гости студии:

- директор Государственного Эрмитажа Михаил Борисович Пиотровский;

- кинорежиссер Сергей Александрович Соловьев.

Ника Стрижак: Стоит ли ожидать, что через пол года, к весне опустеют зрительные залы, кинотеатры и музеи?

Михаил Борисович: Я думаю, что музеи не опустеют, потому что большое количество людей, приезжающих в Петербург, не попадают в Эрмитаж, потому что летом очереди…

Ника Стрижак: А может, их меньше приезжать будет?

Михаил Борисович: Все равно будут приезжать, потому что приезжают, в основном, наши сограждане в Петербург, а не иностранцы. Может, иностранцев будет больше приезжать. В любом случае, люди, которые ходят в музеи, будут продолжать ходить в музеи.

Ника Стрижак: Потому что музей еще не самое дорогое развлечение.

Михаил Борисович: Музей - не совсем развлечение, точно не дорогое, особенно для наших сограждан, у которых есть целая социальная программа и бесплатные дни, и бесплатно для детей, пенсионеров, студентов и т.д. Поэтому я думаю, что количество не уменьшится. Другое дело, что мы, может быть, не сможем делать большие грандиозные выставки, потому что самое дорогое - это привозить выставки. Потому что самое дорогое - это привозить выставки. Почти все музеи мира сейчас переменили планы, они будут делать выставки из своих собственных фондов, как мы это тоже часто делали. Это то, что решает частично эту проблему и это привлечет очень много людей, потому что посмотреть то, что не видели вообще - это интереснее, чем посмотреть то, что привезли из Парижа. Подумаешь, Париж.

Ника Стрижак: Ну, по-разному. Бывает, из Парижа тоже можно интересное посмотреть. Сергей Александрович, насколько пессимистичен ваш взгляд?

Сергей Александрович: Ну, чего хорошего. Конечно, все это ужасно и все это переживается нами не первый раз уже, но, с одной стороны, конечно, это переживается и ясно, что все это конечно и имеет какой-то конец, какую-то перспективу. Но ужасно, что жизни людей проходят в бессмысленном блуждании от кризиса к кризису. Кино в этом смысле совершенно трагическое искусство, потому что оно вообще не может существовать без денег. Но наш этот вечный принцип, что культура финансируется по, так называемому, остаточному признаку, это ужасное дело, въевшееся в плоть и кровь нашей вечной истории культуры. И если сейчас в кризисные времена нас опять переведут на остаточный принцип вывода из этих кризисных ситуаций - это будет новая трагедия, новая драма, к которым мы уже привыкли и примерно знаем, как это можно переживать. Просто ходить по-прежнему в Эрмитаж, как мы ходили туда с детства, читать хорошие книги, покупать их на развалах, то есть, мы знаем, как бороться с тем, чтобы не одичать. Другое дело, что дичает наша культура, наше естество культурной жизни дичает. С нами то ничего такого страшного не случится, а вот с каким-то живым климатом, драгоценнейшим живым климатом петербургской культуры... Конечно, он одичает, одичает без денег. Хотя, я думаю, должно хватить разума у людей и у нашего нового министра культуры, и у руководства Петербурга, это разумные люди, которые понимают, с чем они имеют дело. Нужно, чтобы у них были сильные и настоящие союзники, которые не позволят способствовать тому, чтобы по остаточному принципу выхода из кризиса вновь дичала культура.

Ника Стрижак: Михаил Борисович, вы же председатель Совета по культуре при президенте РФ, вас в эти дни пока не созывали? Или не до вас пока, вот с министром финансов разобраться бы...

Михаил Борисович: Ну, во-первых, я только заместитель председателя, председатель - сам президент. Мы все эти вещи обсуждали, у нас только что было заседание Союза музеев России, совет будет собираться, но сначала собираются рабочие группы. Я думаю, что мы должны, прежде всего, думать так, как думали и раньше. Сергей Александрович правильно сказал, что это не в первый раз. И тот кризис, который был у нас в течение 10 лет, когда стояли у нас фондохранилища без крыш и не было никакой надежды денег получить вообще никогда. Это был страшный кризис, кое-чему мы научились. сейчас примерно ясно, как рассчитывать. так что это мы знаем и будем принимать общие меры. Я думаю, что мы должны делать одну очень важную вещь, превращать все проблемы в возможности. Это возможность лишний раз сказать и говорить достаточно твёрдо и на советах и всюду о том, что содержание культуры - это не бизнес, это обязанность государства. Оно существует не для того, чтобы только раздавать команды или кому-то помогать, оно обязано содержать учреждения культуры. Может быть, не очень шикарно, но определённый лимит есть. У нас есть закон о культуре и те цифры, которые там есть, не выполняются, какое количество государственного бюджета должно идти на нужды культуры. Я думаю, что мы этот плач по поводу кризиса, должны очень чётко повернуть в некое требование тех лимитов и гарантированных вещей, как требует к себе 3 главных автомобильных компаний США. Они, вроде, получили какие-то деньги. Мы у них учимся. В прошлый кризис мы учились у разных компаний, у мира бизнеса.

Ника Стрижак: Сейчас часто цитируют, что слово «кризис» по-китайски в переводе, там 2 иероглифа, один обозначает опасность, а другой благоприятную возможность. То есть, вы в данном случае пессимист. Сергей Александрович, а как у вас с благоприятной возможностью? Вы готовы этот иероглиф рассматривать?

Сергей Александрович: Знаете, я вообще не готов иероглифы рассматривать. Кино - это не бизнес, и Эрмитаж - это не бизнес. В бизнесе кризис, в кино не должно быть кризиса, в Эрмитаже не должно быть кризиса. Пока это не пойму люди, пока они не проявят в этом свою политическую волю, что у нас всемирный кризис, и он может быть в коммерческом отсеке искусства, а Эрмитаж - это не коммерческий отсек, это воздух Петербурга, это воздух России и там не может быть кризиса, не может быть, если мы цивилизованное государство. Понимаете, может быть кризис в бесконечном делании безумных сериалов, может, он даже и хорош, чтобы там притормозиться в этом безумии. Но невозможно, если этот кризис затронет то, что Алексей Юрьевич Герман не доделает картину, конечно, это будет безобразие, если Сокуров будет сидеть на лавочке и ждать конца кризиса. У него то нет кризиса, ни у Сокурова, ни у Германа, у них свои кризисы, глубокие кризисы, серьезные кризисы, но этот кризис коммерческий, а Эрмитаж не коммерческий и Сокуров не коммерческий.

Ника Стрижак: Сергей Александрович, я знаю, что в феврале у вас выходит картина Анна Каренина, так, может быть, вы вздохнули с облегчением и подумали: «Слава Богу, что я успел закончить».

Сергей Александрович: Да, хотя, я сейчас делаю англоязычный вариант «Анны Карениной» и выпускать картину на экран, для этого нужны деньги, конечно. И уже прокатчики начинают ежиться и говорить, давайте их выпустим во втором квартале. Вот я думаю, что такое произойдет в новом квартале по отношению к этому. Они считают, что ослабнет кризис. Один мой знакомый банкир говорит, что глупости все это про кризис, никакой это не кризис, это конец капитализма как системы, он себя изжил. А выход из этой ситуации только один, придумать что-то новое. Вероятнее всего, надо будет возвращаться к идеям октября, только в человеческом виде. Я понимаю, что это все шутки, но, в принципе, он говорит, что это не кризис.

Ника Стрижак: Но никто ведь не придумал, как будет называться следующая формация. Никому ведь в голову не приходило…

Михаил Борисович: Больше не будет формаций никаких.

Сергей Александрович: Да, с формациями я тоже думаю, что все, наигрались уже, хватит. Нужна гуманная разумность общества. Я в Петербург приезжаю и понимаю, что всем хорошим во мне я обязан тому, что был в Петербурге и есть в Петербурге Эрмитаж. Если с ним что-нибудь случится - это будет катастрофа. Это будет кризис нации. Все эти кризисы - не кризисы, а какая-то управленческая бодяга, в которой нужно навести какой-то порядок, а может, они и спровоцированы, черт его знает. А вот с Эрмитажем я все понимаю.

Звонок телезрителя: Я звоню из Республики Тыва, город Кызыл. Я хочу спросить, в 1990-х годах из-за кризиса мы потеряли целое поколение людей, и у нас была очень большая деградация культурная. Я понимаю, что сейчас вы говорите о столичных театрах и кино, но сельская культура, провинциальная страдает из-за кризиса больше. Мы потеряли в те годы много детских музыкальных школ, библиотек, домов культуры. Не боитесь ли вы, что эта ситуация повторится и эту деградацию нам будет тяжелее преодолеть?

Звонок телезрителя: Я звоню из Иркутска. Я считаю, что такие фильмы, как «Моя прекрасная няня», «Счастливы вместе», передачи «Дом-2» и прочая тошнотина, такие писатели, как Дарья Донцова, Устинова и прочие, если не будет финансирования для таких проектов, я думаю, большинство россиян никак духовно не обеднеет.

Ника Стрижак: А вы думаете, все Достоевского начнут читать с Чеховым?

Звонок телезрителя: Может, и не начнут читать, но, по крайней мере, не будут смотреть все то, что я перечислил. И кроме того, я считаю, что не будет денег для покупки многих американских фильмов, которые никак не обогащают российского зрителя.

Ника Стрижак: По порядку. Может, мы действительно говорим о столичных компаниях, столичных музеях, а вот там в глубинке опять, кто не успел даже на ноги встать...

Михаил Борисович: Думаю, надо понимать, о чем мы говорим, о культуре вообще и о той культуре, которая должна быть поддержана и содержаться. И до кризиса у нас страшнейшая проблема отсутствия правильного содержания финансирования культуры на уровне села, небольших городов. Это очень большая работа, там очень многое делалось раньше и сейчас надо делать то же самое. Между прочим, в Тыве сейчас создан замечательный музей, где показаны находки, сделанные нашими ленинградскими и Тувинскими и Германскими археологами, нашлись меценаты, которые его оборудовали. Все это было накануне, на грани кризиса. все равно надо продолжать тупо делать все то же самое, заставлять искать правильные формы существования культуры во всех разных точках, причём оно должно быть правильной формы, где-то книга, где-то Интернет. Я думаю, что мы немного все расслабились, казалось, что есть деньги. Оказалось, что эти деньги не наши. Те деньги, которые лежали в стабилизационном фонде - они, на самом деле, не наши. Значит, мы должны выбивать деньги дальше. У нас сегодня день Эрмитажа. Мы завтра открываем зал европейского серебра, деньги на который дал один из наших спонсоров, он не называет себя. Мы сегодня вручили 100 грантов фонда Владимира Потанина сотрудникам Эрмитажа.

Ника Стрижак: Ну, наверняка, эти деньги дали вам не вчера, а несколько месяцев назад.

Михаил Борисович: Это все только что. Все эти деньги даны в разгар кризиса и всех этих сложностей. Точно так же, как государство пока не отказалось ни от одного обещания. У нас были большие финансовые обещания и в этом году они все выполнены. В этом году у нас был очень большой бюджет. Мы сумеем пережить, надо только понимать, что будет, а чего не будет. А что касается искусства, которое как бизнес - оно все равно будет жить. Сериалы идут потому что у них рейтинг, а рейтинг потому что их смотрят. Так что, это уже не про нас.

Сергей Александрович: А рейтинг потому что мы так воспитали этих людей, которые вдруг стали нуждаться в сериалах и абсолютно не нуждаются в переиздании Достоевского, в чтении Достоевского и в Чехове. Это, на самом деле. огромное преступление. Если кризис затронет масштабы этого преступления, тогда в этом есть какое-то странное здоровье этого кризиса. А вот то, о чем говорил Михаил Борисович, о том, что должно быть поддержано то, что должно быть поддержано, Пишем постоянно, эти обязательства государства перед собственной культурой - они не должны носить характер, когда мы разбогатели, мы начнём ремонтировать первый этаж Эрмитажа, а когда мы бедные, пусть крыша течёт. Это не правильно. Это должна быть постоянная независящая от кризисов забота государства. Вообще, то, что происходит с коммерциализацией культуры, это мы себе объясняем про рейтинги, а с точки зрения культуры - это такое варварство, хулиганство…

Ника Стрижак: Говорят, это тоже мыльный пузырь, потому что там очень завышенные ставки, очень завышенные оклады. Эти сериалы - это очень большие деньги.

Сергей Александрович: Я с этим согласен. Самое главное, если мы говорим о культуре, то её кризисы с внешними кризисами не совпадают. Потому что иногда культурные рассветы, рассветы национального сознания приходятся на тяжелейшие исторические периоды, а такие радостные периоды огромного количества денег и чумы во время пира, тут нет прямой зависимости. А вот для того, чтобы не было истинных культурных кризисов, нужно обязательно содержать то, что нужно содержать государству в том надлежащем виде, что не должно зависеть от этих кризисов.

Звонок телезрителя: Я звоню из Челябинской области. О каком кризисе вы говорите? Седой дяденька, которого вы показываете, не который с вами сидит, а какого вы показываете. О какой культуре он говорит?

Ника Стрижак: Не понимаю вопрос. Во-первых, перед вами сидит Сергей Соловьев, блистательный кинорежиссёр, на фильмах которого вы, наверняка, выросли и плакали.

Звонок телезрителя: Очень приятно. Например, у нас по Челябинской области нельзя посмотреть советского мультфильма, только американские. Какая культура тогда может быть?

Звонок телезрителя: Знаете, я сам из Петербурга, а звоню из Москвы. Не так давно я с женой был в своём любимом городе. Вот цена вопроса, цена культуры, вы знаете о цифрах? Например, в Спас на крови сходить, в Петергоф съездить, пару музеев посетить... Я себе могу это позволить, а средняя семья, учителя, врачи... У нас культура очень дорогая получается. Этот вопрос не стоит ли поднять? Потому что культура становится недоступной для средних слоев общества. Может быть, они стремятся к культуре, но они не в состоянии это сделать. Да ещё в этом Петергофе туалеты платные, простите меня...

Ника Стрижак: Сергей Александрович, ответьте Челябинску. Я так понимаю, что там речь шла о том, что там в Челябинске и смотреть не на что и ходить некуда.

Сергей Александрович: Я, как седой дяденька, должен сказать, что абсолютно справедливо говорит незнакомая мне женщина из Челябинской области. Это тоже все следствие бездумной и бессмысленной коммерциализации культуры. Каким-то таким придурочным образом мы восприняли идеи рынка до такой степени, что, действительно, полу брошенная Россия, которая питается черт знает какими остатками мировой культурной помойки. Это, конечно, ужасное безобразие и преступление, в том числе, и наше преступление, потому что мы не орём, не кричим, потому что уродуются поколение за поколением. Встав на труп товарища становишься на 10 см выше, это самая великая нравственная истина рыночной экономики. Это чудовищное свинство, понимаете. А что касается дороговизны культуры, речь идёт не о дороговизне культуры, а о дороговизне рыночных услуг, связанных с культурой. Это тоже вещи, которые должны решаться. А если говорить о глубинных кризисах культуры, они есть в том, когда мы бездумно и бессмысленно влезаем в этот коммерциализированный мир. О каком кризисе культуры можно говорить, когда Эрмитаж проводит выставку Тимура Новикова. Какой же тут культурный кризис? Тут культурный ренессанс. И выставка стоила-то ерунду, а какой высочайший культурный смысл она несла, в том числе и для развития Эрмитажа, и понимания того, что такое живой Эрмитаж. Вот это антикризисная культурная программа.

Ника Стрижак: Знаете, сейчас такая новая тенденция, на ресторанах часто висят растяжки «антикризисные цены». Может быть, взять, да и на вход в Петергофский парк сделать антикризисные цены? Действительно, дороговато, когда семья едет.

Михаил Борисовичк: Давайте будем честными и порядочными в этом разговоре. Во-первых, спасибо за выставку Тимура Новикова. Стоила она не мало, потому что вещи находятся в частных коллекциях и за границей, мы специально собирали деньги на эту выставку, были и государственные, и частные, каждая выставка стоит деньги. Все стоит деньги, бесплатно ничего не бывает. Все то, что дёшево в культуре вынимается из кармана учреждений, которые это делают. Я ни разу не слышал спасибо, кроме пенсионеров, за то, что в Эрмитаже российский гражданин платит 100 рублей, ребёнок не платит ничего и студент не платит ничего. У нас целая система социальных льгот, но социальные льготы внутри музея берутся из бюджета музея, берутся от реставрации зданий, из карманов сотрудников... Поэтому у нас чёткая схема. Для того, чтобы в музей могли ходить те, кому действительно нужно, кто не может это сделать, дети, студенты, пенсионеры и граждане России, потому что у них нет возможности у многих заплатить настоящую цену. Из разных специальных программ мы зарабатываем деньги, на которые обеспечиваем, покрываем бесплатность или льготные цены. Так работает в целом культура. Посмотрите в филармонии, театр, у них есть дешёвые билеты, есть дорогие, есть мероприятия, которые стоят дорого, это целая внутренняя экономика, основанная на социальной схеме. Это социальная схема обеспечения доступности культуры. Надо понимать, что это все дешевле по сравнению со всем остальным, с автомобилями, с едой в ресторанах и кафе, по сравнению с билетом в кино, с тем, что в целом стоит вокруг. Надо понимать, что культура не должна быть бесплатной, никто не обязывался её делать бесплатной. Она должна жить и эта жизнь должна состоять из разных сегментов, обеспечиваться собственной работой очень большой, государственной обязательной и донорами меценатами, которые приходят, даже если есть кризис, тогда, когда видят, что все остальные стараются, и государство старается и музей старается.

Ника Стрижак: Сергей Александрович, в интервью говорили о том, что есть такая проблема, и вы, Михаил Борисович, вы занимаетесь преподавательской работой, у вас есть студенты, у вас есть курсы. Не получится так, что мы сейчас ещё как-то выживем, а эти люди, которые закончат через год - два, они то куда пойдут работать? Не будет ли кризис ещё вот так спровоцирован на них?

Сергей Александрович: Конечно, да. И у меня, например, в 1990-е годы несколько выпусков погибло просто потому, что они были не востребованы. Поэтому это все не шутки. В них невозможно убить культурное сознание. Оно будет живо и развиваться, но возможно убить их личные судьбы и это делается именно в эпоху кризисов абсолютно безнаказанно и с философским выражением на лице.

Ника Стрижак: Ещё до недавнего времени было модно идти в банкиры, в какой-то менеджмент и, казалось бы, в специалисты по музейному делу шли какие-то идеалисты, романтики, люди, которые не думали о том, что завтра они будут сидеть в банке в белой рубашке и дорогом костюме. Сегодня они беспокоятся?

Михаил Борисович: Они, конечно, все беспокоятся, потому что важно, какая будет работа, будет ли работа… На кафедрах музейного дела мы готовим людей так, что они могут заниматься очень многой работы в сфере культуры, очень многим. и руководящими, менеджментом и всем, чем угодно. Одно надо понимать, что начальные этапы не приносят больших денег. Ситуация, когда клерк в банке получал много раз больше, чем доктор наук, работающий в Эрмитаже или в Академии наук - это не правильно. Ясно, что это однажды рванёт. И оно рвануло. Мы приучаем и так приучали нас, что ты пойдёшь в институт, где ты хочешь работать, кончаешь институт, идёшь работать, ты будешь получать очень мало денег, будешь постепенно защищать диссертацию, будешь получать эти деньги. Ты хочешь быстрее денег - пойди военным переводчиком, там будет быстрее, только там это кончится через четыре года и неизвестно, что будет там. Были разные сферы, люди выбирали, но человек должен понимать, что самого начала он не станет получать громадные деньги. тогда ему будет помогать та система, которая все-таки есть, система помощи молодым, чтобы они что-то творили, создавали. Это и у нас есть, в нашей сфере, хотя, все становится труднее.

Ника Стрижак: Вам принадлежит фраза, что ошибки совершают чаще малокультурные люди. Кризис - это какая-то ошибка?

Михаил Борисович: Это целая философия XXI века, что решения будут экономически правильными, когда они будут красивыми, когда они будут определяться людьми, у которых есть в голове некое представление о культуре, а не только арифметике.

Ника Стрижак: К нам по телефону подключился замечательный собеседник, руководитель театра Ленком Марк Анатольевич Захаров. Скажите, как у вас настроение в кризис?

Марк Анатольевич: Настроение у меня, не смотря на все разговоры, что будет очень плохо, настроение у меня хорошее, потому что, наверное, московское правительство и наш мэр Юрий Михайлович, они понимают, что русский репертуарный театр не может жить от продажи своих билетов. У него должен быть определённый бюджетный ресурс. У одного театра он может быть меньше, у другого больше, но какой-то процент мы должны знать и зарабатывать.

Ника Стрижак: А что вам совсем не говорят, что бы вы на следующий год сделали не 3 премьеры, а одну?

Марк Анатольевич: Знаете, пока не говорят. И ещё хочу сказать не только о Москве, но и о регионах, потому что все-таки жизнь по-разному складывается в Москве и в других театрах, они все делятся на две группы. Одна группа - это куда ходит губернатор города, а другая - куда не ходит губернатор. Это очень серьёзно.

Ника Стрижак: А гастроли? Вы вообще спокойно сидите?

Марк Анатольевич: Появились такие люди, которые обладают неким стартовым капиталом, и они могут организовать полноценные гастроли с аппаратурой, с декорациями, с большим количеством артистов. Я не знаю, погибнут такие продюсеры или нет, не думаю. Дай Бог, выживут.

Ника Стрижак: Вы сетовали на то, что актёры очень много снимаются в сериалах, а теперь все будут сидеть, на репетиции ходить, хорошо…

Марк Анатольевич: Ну, вообще ценность своего дома, репертуарного театра возрастает, но особенно радоваться и злорадствовать мне не хочется, потому что действительность в отношении киноработ, телевизионных работ, там что-то меняется серьёзно.

Интернет-мнение: Мне кажется, что на талантливые вещи деньги всегда найдутся, а ширпотреб пусть рассыпается. У нас и так слишком много бездарных проектов, которые всасывают деньги и никакой ценности в себе не имеют.

Ника Стрижак: Я понимаю, что не хорошо хоронить коллег, даже если они плохо работают, но, тем не менее, может, действительно по гамбургскому счету сейчас какая-то пена уйдёт?

Марк Анатольевич: Я с одной стороны согласен, но, с другой стороны, чтобы был Александр Сергеевич Пушкин, надо. чтобы было ещё пол сотни среднестатистических, не важненьких. так себе... Это очевидно какой-то закон есть в творчестве. Как после войны Сталин сказал, что надо выпускать только хорошие фильмы, пусть не много, и, знаете, это не очень получается.

Ника Стрижак: Михаил Борисович Пиотровский говорил, что мы постоянно живём в кризисе, мы не такое переживали, нам не очень страшно. Поэтому?

Марк Анатольевич: Пока да. Пока у нас заряд бодрости и оптимизма достаточно велик. Посмотрим, что будет дальше.

Ника Стрижак: Сергей Александрович, то есть, пользуясь профессией, будем мы всячески режиссировать и страх не показывать. Не сеять панику.

Сергей Александрович: Нет, панику сеять действительно бессмысленно. Я в этой кризисной ситуации хочу сказать, что я лично искренне благодарен государству за то, что в период этого действительно серьёзнейшего внутреннего кризиса в мозгах, связанного со многими явлениями, явлениями тотально коммерциализации вообще культурного процесса, вот тем не менее, появился в кино ряд совершенно грандиозных превосходнейших дебютных работ в кино полнометражных. есть фестиваль в Хантымансийске дебютных фильмов, грандиозное совершенно культурное дело уже совершено, не то что там оно когда-то что-то даст. Оно уже совершено, просто этого никто не видит, потому что по поводу того, как доходят эти фильмы до зрителя, здесь у нас этот кризисный коммерческий подход. Ещё раз говорю, нет оснований биться головой о стол, но нет оснований и к какой-то немыслимой оптимистической радости. Кризис оздоровит всех нас. Ничего он не оздоровит, если не будет оздоровлена главная ошибочная тенденция. Искусство - не предмет для тотальной коммерции, это другое. Ван Гог не продал ни одной картины за свою жизнь.

Ника Стрижак: Я вас слушаю, вы такие благородные доны, в меру оптимистичные, как все приличные люди вашего ранга, вы, наверное, имеете планы на 2 - 3 - 4 - 5 лет. Как застраховаться от того, чтобы не весной что-то проявилось, не летом какая-то выставка или спектакль не случилось, а что мы не досчитаемся фильмов, спектаклей, выставок, фестивалей года через 2 - 2,5?

Михаил Борисович: Опасность есть, но нужно уже сейчас сидеть и все считать, что нужно сейчас сделать, чтобы через 6 лет сделать такую-то выставку.

Ника Стрижак: А вы на сколько лет планируете?

Михаил Борисович: Пять лет планируем, примерно. Как уменьшить не количество людей, а количество денег, чтобы сохранить весь коллектив. Кого нужно сохранить, как поддержать молодых… Конечно, лучше всего музеи объявить бесплатными, но если нет, то нужно выбирать, кому нужно помогать, за счёт чего, за счёт кого. Теперь нужно опять грызть карандаш, думать, сидеть и чертить.

Ника Стрижак: Сергей Александрович, может сейчас что-то такое случиться, что вы бы и рады что-то... может, вы хотите что-то запускать, с каким чувством вы будете это запускать, как внимательно считать деньги теперь?

Сергей Александрович: Знаете, я думаю, что с тем же чувством, с которым всю жизнь запускали картины. Если есть такая необходимость, то снимать, если можно перетерпеть…

Ника Стрижак: Необходимость или возможность?

Сергей Александрович: Необходимость внутренняя, а что касается возможности, то у меня вся надежда на благородство и разум.

Ника Стрижак: Михаил Борисович, год назад вы у нас были и даль какое-то удивительно определение, что такое культура и нам потом очень многие звонили и спрашивали: «Как же именно он сказал?»

Михаил Борисович: Культура - это не наследуемая память поколений. Это не я придумал. Это память поколений, которую нужно передавать от людей к людям. Это не заложено в ДНК, это то, что отличает человека от животного. Это культура. Мы должны её показать людям. Мы бережём музеи не только для окружающих, а для следующих поколений.

Ника Стрижак: В любом случае, мы следующему поколению передадим память, включая все то, что происходит сейчас с нами. Нам есть, с чем сравнивать.

Михаил Борисович: Да.