«Юмор против кризиса»

Ника: Добрый день. Как всегда по будням в это время в эфире программа «Открытая студия». Как всегда мы приветствуем вас в прямом эфире в нашей знаменитой Открытой студии в центре Петербурга.

Гости в Петербурге:

- писатель Семен Альтов;
- шоу-мен Роман Трахтенберг.

Гость в Москве: артист, музыкант Николай Бандурин.

Ника: Николай, представьте, пожалуйста, своего коллегу.

Николай Бандурин: Это мой друг, партнер, замечательный музыкант, аранжировщик, композитор, лауреат премии «Песня года» Владимир Дон.

Ника: Согласны ли вы, что у нас такой особый характер, что, когда происходит что-то очень сложное, у нас всегда просыпается чувство юмора? Я как-то в последние годы анекдоты не очень помнила. Кроме периода, когда про малиновые пиджаки много чего сочиняли до сегодняшнего момента, у меня такое ощущение, что был у нас достаточно серьезный провал.

Семён Альтов: А сейчас провал закончился? Мне что-то не очень рассказывали.

Роман Трахтенберг: Переделывают старые анекдоты какие-то, которые не связаны с кризисом, их сейчас переделывают на новый манер. Был недавно популярен такой анекдот: «Два банкира общаются, один другого спрашивает:
                - Ты как спишь?
                - Как младенец! Писаюсь и кричу по ночам».

Но это старый анекдот про Рабиновича, никак не связанный с кризисом. В прошлый кризис 1998 года были хорошие анекдоты и в перестройку.

Например: «Приходит мужчина в продуктовый магазин, а  там пустые полки. И он говорит:

- Ребята, а гречка у вас есть?

- Это то, что едят?

- Нет! Космонавт!»

Ника: Сейчас ходит шутка, что десятилетие дефолта Россия отметила с поистине мировым масштабом. Тем не менее, правы ли те люди, которые уверены, что у нас какой-то особый характер, и у нас в сложный момент обостряется чувство юмора?

Роман Трахтенберг: У нас или у вас?

Ника: В нашей стране, у россиян.

Семён Альтов: Я считаю, что срабатывает такая защитная реакция. А поскольку особо легких времен я на своей жизни не помню, поэтому юмор у нас достаточно... Организм вырабатывает какое-то вещество, когда тяжело или что-то болит, и идет такая защитная реакция. Так что, если мы обсуждаем кризис, у нас сидят тут 2 специалиста и 2 там, и все ждут от нас, что мы что-то скажем по этому поводу, значит, страна находится на хорошем уровне.

Ника: Николай, насколько серьезно вы поменяли темы ваших выступлений в связи с событиями, которые происходят последние 2 месяца?

Николай Бандурин: Знаете, темы остались, в общем, те же, хотя, насчет кризиса, появляются какие-то забавные истории. Взять хотя бы такой вопрос:

- Правда ли, что кризис коснется только олигархов?
- Олигархов он только коснется, а остальным вообще кранты.

Ника: Давайте поговорим насчет публики. Востребованность публики. Или народ хочет о чем-то другом, о лесах, полях и чистой светлой любви слушать сегодня?

Николай Бандурин: Да нет. Темы для шуток всё те же. Это нормальная защитная реакция организма, когда любой страх, свойственный человеку, он не такой страшный, если его высмеять. Люди справляются с этими проблемами, смеясь и высмеивая те страхи, которые их ожидают в связи с кризисом. Хотя, до меня доходят неприятные слухи, что сейчас сокращают очень много людей, отправляют в неоплачиваемые отпуска и т.д. И, конечно, неприятная ситуация для очень многих людей. Но люди смеются по этому поводу и это им помогает.

Ника: Где-то шутка была в Интернете, что почему-то с наступлением кризиса, у народа все чаще появляется желание поддержать ликероводочную промышленность.

Роман Трахтенберг: Была замечательная страшилка про Газпром:

Девочка Эмма сидит на трубе.
Мечтает о смерти, скорбит о судьбе...
Вдруг труба взрывается!
Газпром. Мечты сбываются!

Звонок телезрителя: Здравствуйте, меня зовут Наталья. Скажите, что сложнее пережить россиянам, кризис или новогодние каникулы до 11 января?

Роман Трахтенберг: Почему до 11? Там еще 13 - старый Новый год. Контрольный в печень. Я не знаю. Я бросил пить. Думаю, не так страшен кризис, как его малюют. Тяжело тем, кого он коснется, а нам с Семёном кранты...

Семён Альтов: Главное не поддаваться панике, хотя, очень хочется ей поддаться. Вот если у нас хватит ума..., а юмор, он работает так же, как и алкоголь, юмор помогает не сдвинуться с места и не бежать туда, куда бегут все. Мне очень нравится уверенность в  завтрашнем дне нашего руководства, хочется, чтобы она передалась нам. Пусть они чаще появляются и говорят, что все будет нормально. Тогда мы будем смеяться, шутить, пить водку и не будем никуда бежать.

Ника: Мы обсуждали в одной из программ судьбу «белых воротничков», это в основном люди молодые. То есть, выросло целое поколение, которое не то, что кризиса 1991 года не помнит, оно уже кризиса 1998 года почти не помнит или плохо себе представляет. Я пытаюсь сравнивать и понять, какие у нас были ощущения в 1998 году? Я пытаюсь понять, они похожи?

Семён Альтов: Вспоминаю себя, мне тогда было нечего терять, тогда я чувствовал себя спокойно. Сейчас, когда кому-то есть что терять, это, наверное, тревожнее. Или это возрастное чувство... Тогда как-то спокойнее я на все это взирал.

Ника: Как рухнул доллар, я помню. Я не помню, как мы тогда это пережили.

Роман Трахтенберг: Я помню, денег тогда не было. Дальше на работе сказали: «Мы с тобой договаривались на определенную сумму в долларах, мы будем тебе платить в рублях, по 6 рублей за доллар». Я сказал, что тогда не буду работать. Меня спросили почему, я сказал, что при таком бешеном ритме я 2 раза в год должен отдыхать в какой-нибудь дешевой стране, хотя бы в Египте. Если сосчитать зарплату по вашим ценам, то там не хватит на эту путевку. Мы искали какие-то компромиссы, пришли к золотой середине какой-то, и само собой все это рассосалось. Я думаю, что здесь тоже так будет. Все кричат, как будто всем есть что терять. Понятно банки, а остальные- то люди что? Не выгнали, так и наслаждайтесь каждым моментом.

Семён Альтов: А если сократили? А эти люди замечательные, эти молодые ребята-компьютерщики, а сейчас это будет меньше нужно. Они умеют что-то делать помимо компьютера?

Ника: Нет. Нам звонили люди из каких-то городов, говорят, что их туда прислали, а им не надо, они ничего делать не умеют. Это трагедия.

Роман Трахтенберг: Конечно. А потом будет, как в анекдоте, когда 2 дворника метут дорогу. Один говорит:
- Что-то мне ваше лицо знакомо.
- А вы, коллега, в каком банке раньше работали?

Так и будет. Это естественный отбор. Выживают самые сильные, самые умные. И идут вперед.

Семён Альтов: А остальные?

Роман Трахтенберг: А остальные умирают.

Семён Альтов: Давай не будем под Новый год... Не умирают, а выживают.

Ника: Вы излучаете такую же уверенность, как наш президент.

Семён Альтов: Я стараюсь. Я специально надел очки.

Ника: К вопросу о естественном отборе. Беседуют 2 бизнесмена:
- У меня так вёе хорошо. Заказы увеличились вдвое.
- А кем ты работаешь?
- Гробовщиком.

Николай Бандурин: Я согласен с тем, что выживают сильнейшие. Вы говорите про «белых воротничков», а сейчас появился новый класс, который называют «офисный планктон». И занятие, которым они занимаются в офисе - они планктонируют. Именно от этого планктона сейчас очень многие избавляются. Я думаю, что если специалист действительно ценный, с ним, конечно, ничего не произойдет и не случится. Я смотрю на лица моих собеседников и понимаю, что им бояться нечего, потому что они настолько ярки, прекрасны и нужны народу, что с ними ничего дурного не произойдет, как минимум.

Интернет-вопрос: А среди сатириков есть проблема увольнений и сокращения зарплат? А то, если народу плохо, вам только прибыль да новые шутки.

Ника: А кто вас будет сокращать? Вы же все фрилансеры, наверное?

Семён Альтов: Нет. Если плохо, то всем плохо. Хуже. Хотя, с другой стороны посмотреть, если мы сейчас выйдем на Невский, количество глянцевых журналов, такое ощущение, что все живут жизнью этих ста человек. Я считаю, что у кризиса какие-то свои плюсы есть, потому что, на мой взгляд, некоторые устрицы начали употреблять, но, на мой взгляд, под водочку бутербродик с кусочком вареного яичка, с колечком лучка и с килечкой - ничего лучше не придумано. Я думаю, что секс у нас станет опять бесплатным, по любви. Это тоже плюс.

Звонок телезрителя: Здравствуйте. Вот вы там все такие прекрасные, веселые, замечательные сидите. Может быть, мой вопрос не покажется супероригинальным, но меня до глубины души волнует вопрос, вот юмористы, особенно Роман Трахтенберг, они, конечно, все такие прекрасные и великолепные, и наверняка их просто все друзья, родные и близкие за новогодним столом достают каким-нибудь супероригинальным тостом, который нужно произнести. У меня вопрос от всей страны, посоветуйте нашему населению, что нужно желать в новогоднюю ночь за новогодним столом? Но смешной тост.

Роман Трахтенберг: Если мы сейчас засветим этот тост, то и у нас он не будет смешной, и для всей страны он будет уже старым. Я всегда говорю так: «Давайте выпьем за удачу и здоровье. Сначала за удачу, потом за здоровье, потому что на борту «Титаника» все были здоровы».

Семён Альтов: У меня есть другой. Я когда-то очень давно ехал из Таллинна, поезд, купе, 3 милиционера и я. Они сразу достали, начали чокаться, угощать меня. Я отказался, залезаю на верхнюю полку, слышу сверху все время, как они чокаются и фразу: «За воссоединение», «За воссоединение». В два часа ночи меня силой стаскивают с верхней полки, наливают, чокаются  - «За воссоединение». Я говорю: «Мужики, что у вас за тост такой странный?». А они чокаются и говорят: «За воссоединение вчерашнего с сегодняшним».

Николай Бандурин: Это тост, который надо произносить в конце застолья, когда слов не остается, нужно поднимать последний тост за то, чтоб протрезветь. Кстати, как мы боремся с кризисом. Мы пришли на передачу, потому что здесь угощают чайком и на этом можно сэкономить. Некая толика борьбы с кризисом.

Ника: Мы к весне заведем котлеты с макаронами...

Семён Альтов: Приглашайте.

Николай Бандурин: Мы первые прибежим.

Роман Трахтенберг: Говорят, что наш кризис - ерунда, а вот на Украине... Сейчас отключат. Как в анекдоте, когда Путин звонит Ющенко и говорит:
- Отдавай нам нашу Украину. Это все-таки Россия.
- Тебе с людьми или без?
- Зачем мне ваши люди? Без!
- Тогда еще годик придется подождать.

Ника: Мы подводили серьезные итоги года. Мне интересно ваше мнение, если вспомнить этот год, интересно, что осталось в нашей памяти. Что вы помните? Помимо кризиса.

Роман Трахтенберг: Олимпиада была, война, Саакашвилли ел галстук. Мне понравилось. Было очень смешно. Очень хотелось запустить грузинские гамбургеры по Москве с галстуками.

Семён Альтов: «Зенит» чемпион, футбол в России на этот год стал, по-моему, национальной идеей.

Николай Бандурин: У нас новый президент. Рома сказал, что у Украины проблемы с газом - они всё уже себе закачали в подземные хранилища. И помните, была такая история: «На необитаемом острове оказались 3 президента: наш, белорусский и украинский. Голод. Есть нечего, решили кого-то съесть. Жребий выпал на украинского президента, наш пошел за водичкой, возвращается, смотрит, белорусский президент привязал к вертелу украинского и быстро-быстро его крутит. Он говорит:
- Зачем так быстро, он же не успеет прожариться?
- Когда медленно кручу, он уголь ворует».

Интернет-вопрос: Странно получается. Вроде бы у нас люди боятся власти, а между тем, каждый второй анекдот про президента. Весь Интернет в карикатурах на политиков. Как так получается?

Ника: По-моему про президента сейчас тише стало. Чем вы это объясняете? Про Ельцина больше было. Ельцин что, был более колоритной фигурой? Почему не боялись шутить про Ельцина?

Роман Трахтенберг: Потому что не боялись шутить про Ельцина. Вы сами ответили. В этом и дело.

Ника: А может поводов для шуток мало?

Роман Трахтенберг: Кстати, замечательные анекдоты про Путина и Медведева знает Семён Теодорович.

Семён Альтов: Нет. Я в Интернет не могу войти.

Ника: Хорошо, во времена Хрущева и Брежнева, мы ведь про Брежнева шутили при жизни Брежнева, а власть была, извините, очень сурова.

Семён Альтов: Я вам объясню. Тогда люди были более свободны, делать было нечего, они придумывали, а сейчас все заняты и озабочены. Для того чтобы придумать хороший анекдот, нужно время сосредоточиться.

Роман Трахтенберг: У меня есть несколько любимых анекдотов из этой эпохи, которые живы до сих пор.

Брежнев вызывает к себе биологов и говорит: «Знаете, тут будет конгресс биологический, надо прорыв какой-нибудь придумать, в генетике, что ли...». Ему говорят: «Сделаем». Приносят через месяц фрукт непонятной формы, расцветки, полосатый, в клеточку...
- Что это такое? - спрашивает Брежнев.
- Ардыня.
- Что?
- Ардыня. Мы арбуз с дыней скрестили.
- Ребята, вы что, ненормальные? Какая ардыня? Нам прорыв нужен.
Через месяц приносят что-то квадратное, синего цвета.
- Это что такое?
- Мандыня. Мы мандарин с дыней скрестили.
- Зачем? Вы ненормальные что ли? Нам прорыв нужен.
Они уходят, через месяц приносят что-то маленькое, коричневое.
- Что это?
- Пердыня.
- Персик с дыней, что ли скрестили?
- Нет. Горох с фасолью.

Вот вам анекдот из того времени. Года 70-го анекдот.

Ника: Ну, шутку по поводу того, что Брежнев - это мелкий политический деятель эпохи Аллы Пугачевой... Хорошо, если мы будем выбирать человека года. Кого мы выберем? Можно по миру пройтись.

Роман Трахтенберг: Ну, Барак Обама, кстати, зажег.

Николай Бандурин: Я готов выбрать Семёна Теодоровича, который живой классик, который, особенно в этом году, сделал много всего самого хорошего.

Ника: А что такого хорошего в этом году сделал Семён Теодорович?

Николай Бандурин: Он не может сделать ничего плохого. Цикл его программ на «России», который я смотрел с завидной регулярностью, «100 причин для смеха» он назывался, я с огромным удовольствием смотрел и переслушал все, все произведения и еще раз готов снять шляпу перед этим замечательным писателем, нашим живым классиком. Вот вы спросили, почему сейчас так мало анекдотов про политиков. Мне кажется, что при Брежневе эти анекдоты рассказывали на кухне на ухо, потому что за них сажали в психушки. При Ельцине анекдоты стали рассказывать, потому что он разрешал. А сейчас не очень разрешают, поэтому анекдотов мы не видим в таком большом количестве.

Роман Трахтенберг: Я предлагаю эту цитату записать и в качестве анонса выставлять на передачу. Так мы будем бороться с конкурентами.

Ника: Называется: «Так они простились с этой передачей».

Интернет-вопрос: Почему сейчас так мало популярно народное творчество, в первую очередь, частушки, потому что это всегда ведь был юмор, концентрация народного юмора?

Николай Бандурин: Я с этим согласен. Вообще раньше это называли - жанр, обреченный на успех. У него древние корни. Это еще с тех балаганов, скоморошин и прочего. И не случайно, в свое время, когда мы с Павлом Васильевичем Рудаковым беседовали относительно этого жанра, он не любил слова «частушка», он говорил, что это куплет в частушечном размере. Потому что для уха наших сограждан это наиболее приемлемый размер, который очень хорошо считывается и запоминается. Это жанр, который издревле любили, и я знал мастеров, которые могли частушку петь, на ходу сочиняя. Первые две строки была фирменная подпевка, а пока они пели первые 2 строки, они придумывали на ходу третью и четвертую. И до сих пор это иногда происходит в некоторых местах. Тверская губерния, Новгородская... там это есть до сих пор.

Роман Трахтенберг: То, что запрещенное - оно имеет хождение, как сарафанное радио, оно распространяется. Если раньше была официальная культура, все было культурненько, вежливо, выходили ведущие в лаковых штиблетах, в смокингах, в белоснежной сорочке и говорили: «Добрый вечер, дамы и господа». И на кухнях где-то в деревнях частушки пели матерные, это уравновешивало чашу. Сейчас такие же матерные частушки по телевизору на многих каналах. Поэтому этот жанр умирает.

Семён Альтов: А народ на кухне сидит в лаковых штиблетах, читает Гете.

Роман Трахтенберг: И я прихожу к выводу, что людей, которые знают Канта и Гете сейчас становится меньше, чем людей, которые сочиняют какие-то частушки. Мы вымираем.

Николай Бандурин: О том, чтобы написать нормальную частушку, которая может публично прозвучать, если бы у нас было много частушечников такого жанра... У нас их нет. У нас пародистов много.

Роман Трахтенберг: Если нельзя ненормативную лексику давать по телевизору, безусловно, тогда будет частушка с матерщиной иметь успех больше и передаваться из уст в уста. А если запретов на это нет и все это можно увидеть по телевизору, то, как жанр умирает.

Ника: То есть получается, что развитию юмора нужно пресса побольше, гаечки позакручивать?

Роман Трахтенберг: Я думаю, что недельку «Лебединого озера» по всем каналам - и появится куча анекдотов и про «Лебединое озеро», и про верхний эшелон, не смотря ни на какие запреты, не смотря ни на какой страх.

Интернет-вопрос: Я помню вашу программу «Деньги не пахнут». Как вы сами относились к тем людям, которые в вашей программе были готовы на любые унижения? Было ли вам смешно?

Роман Трахтенберг: Мне смешно не было. Я по телевизору свою точку зрения высказывал. Я говорил, что мне кажется, что люди, которые вышли на эту сцену - они ненормальные. Не все можно делать за деньги, за такие маленькие. Всему есть своя цена, но то, что они делают, я осуждаю. Этим людям нужно идти к психиатру. Я об этом честно говорил в экраны телевизоров, но почему-то некоторые люди вставали на сторону ребят и говорили: посмотрите, какое чудовище Трахтенберг, глумится над такими хорошими ребятами. Я никого не нанимал за деньги, все люди приходили сами, я их отговаривал на сцене: зачем вы будете голышом бегать по улице, ведь вы же мать двоих детей, как же вы в глаза своим детям будете смотреть? Она говорит: мне нужны деньги. Я говорю: это всего 300 долларов. Им хотелось добиться славы, чтобы их показали. Я относился негативно. Когда я понял, что моя программа приносит больше вреда, чем пользы, я сам её закрыл.

Ника: Я понимаю, вопрос общий. Когда мы говорим о юморе, вспоминают юмористические программы, не ваши Семён Теодорович, естественно, и не программу Михаила Михайловича Жванецкого. Говорят, что много артистов-юмористов с второсортными шутками. Где грань между ослоумием и качественным юмором? Или у юмора нет стандартов качества?

Роман Трахтенберг: Есть стандарты качества. Для этого нужно образование, мне кажется.

Ника: Если он Гёте читал, он пошутит хорошо?

Роман Трахтенберг: Безусловно, тогда он будет знать, кто такой Гёте, что это не актёр, который снимается, а Бетховен - это не собака.

Ника: А как это на остроумие влияет? Механизм?

Роман Трахтенберг: Есть фундамент теоретический, на котором строится здание. Если фундамента нет, если человек ничего не читал, ничего не заканчивал и ничем не интересуется, шутить он будет соответственно. То, что вижу, то пою, не разбираясь в том, что происходит. Интеллигентный человек, чем отличается от необразованного: он понимает, что такое хорошо и что такое плохо. Не всегда то, что кажется на первый взгляд плохо, например, ненормативная лексика, может быть прекрасно. Они этого не понимают и шутить не могут, поэтому мы друг друга не понимаем. Когда на мои концерты, Семён Теодорович, и на ваши, может быть, тоже, приходят ребята 25-30 лет, они не понимают, о чём я с ними разговариваю. У вас такого нет?

Семён Альтов: Ко мне эти ребята не приходят, они идут к вам.

Ника: Они не знают, что он читал Гёте.

Семён Альтов: Я считаю, что мы говорим примерно об одном. Сейчас юмор стал бизнесом, судя по огромному количеству телевизионных передач. Они знают, что там, ГД смешно, люди будут смотреть. И это очень недорого стоит. Поэтому уровень настолько упал, шутящих стало настолько много.

Ника: А вы хотите, чтобы вас было мало!

Семён Альтов: Я хочу, чтобы нас было много, но чтобы это было хорошо. Сейчас судя по передачам, ты пошутил, ты известен, деньги за это получил, и всё это очень быстро. Я понимаю, что я человек уже из той эпохи, но я считаю, что всегда должна быть какая-то мысль. Ничего худого нет, если смешно и умно. Я говорю не про себя, а про Михал Михалыча Жванецкого. Ничего худого, когда есть мысль. Сейчас такое обилие шуток - ну многовато! Всё льётся, льётся, знаете, душ, даже когда он приятный - нельзя долго под ним стоять, он утомляет.

Роман Трахтенберг: Там в чём проблема: когда люди шутят, и этим занимаются профессионалы, то это хорошо, ниже какого-то уровня не может упасть.

Семён Альтов: Не всё то весело, что смешно.

Роман Трахтенберг: А когда всё ставится на поток, и туда попадают люди, которые не умеют шутить, то в результате мы и имеем этот поток. Если раньше концерты были Семёна Теодоровича, Михал Михалыча, и наряду с этим была программа, которая называлась «Знак качества» - заплатил денежку и целую минуту можешь делать всё, что угодно. Сейчас эта программа заполонила весь телеэфир. Всё не поднялось до их уровня, а опустилось до уровня «Знака качества».

Ника: Я думаю, Николаю в этом плане легче, потому что в этом случае надо хотя бы знать ноты. У вас ведь музыкальное образование?

Николай Бандурин: Нет, я - артист разговорного жанра по образованию, хотя и оканчивал питерское Музыкальное училище им. Римского-Корсакова. Я добавлю небольшую реплику. На самом деле, раньше выходили не для того, чтобы рассмешить, а для того, чтобы мысль донести, но эта мысль была в доспехах шуток. Никто же не будет слушать такую назидательную речь, поэтому шутками приукрашивали и вуалировали. А сейчас выходят для того, чтобы рассмешить любой ценой, а это неправильно, это идёт от отсутствия образования и, в том числе, специального образования. Артистом не только нужно родиться, этой профессии нужно ещё и учиться.

Ника: А людям нравится. Ведь если бы им не нравилось, не гоготали бы, не было бы полных залов и таких рейтингов.

Роман Трахтенберг: В этом и трагедия! Когда я включаю телевизор, и вижу, как люди укатываются, проблема в том, что им это, действительно, нравится! И мы опускаемся всё ниже и ниже.

Ника: Николай, я знаю, что у вас приготовлен для нас ещё номер.

Николай Бандурин исполняет музыкальный номер.

Ника: Ваши предложения, как нам пережить этот Год быка, который, к счастью, уже не високосный, но какой-то подозрительно неприятный обещает быть?

Семён Альтов: Ну, во-первых, я думаю, переживём. Это уже закон природы: всегда страшнее до, чем в процессе. Помните, когда были Олимпийские игры, было такое светящееся табло, там до Олимпиады осталось 4 000...Вот сделать такое табло на Невском - сколько дней осталось до окончания кризиса. И тогда каждый день будет праздник, потому что будем понимать, что осталось всё меньше, меньше, меньше. Вот надо сделать такое табло.

Ника: Роман, ваше пожелание?

Роман Трахтенберг: Я не могу пожелать, чтобы кризиса не было, чтобы он обошёл нас стороной. Пускай он чуть-чуть нас затронет, но только чуть-чуть, бочком, и всё!

Ника: Николай, ваши пожелания?

Николай Бандурин: Я его скажу в куплете:

Уходящий год - год крысы
Нам принёс всемирный кризис.
Пусть грядущий год быка
Не возьмёт нас за рога!

Ника: Благодарю вас за то, что вы все собрались здесь в приятной компании под Новый год.

Семён Альтов: Сколько дельных советов мы дали населению, ни один экономист столько бы не предложил!

Ника: Хочу сказать зрителям от себя и от имени нашей программы: пусть всё будет хорошо! Роман прав, совсем пройти мимо этого кризиса не удастся, желаем, чтобы чуть-чуть, по касательной, пусть будут здоровы ваши близкие, чтобы дети вас радовали, чтобы деньги всё-таки у вас водились, и чтобы вы не изменяли доброй традиции - смотреть нас по будням в это время!

Семён Альтов: Надо сказать: идёт кризис - отодвиньтесь, уступите дорогу.

Ника: Всем огромное спасибо. Передаю слово московской студии. Николай, за вами красивый финал.

Николай Бандурин: Хорошо. Чтобы люди улыбнулись, пропою для вас частушки.